– Драгус? То есть твой приятель?
– Он мне не приятель, София.
– И мой отец знал его?
– Мы все знали друг друга. И все мы были воинами Козимо, его легионом, его ордой…
Цепенея от ужаса, София, заикаясь, пробормотала:
– Это н-неправда… Мой отец ни за что бы… Он ведь любил тебя! И я! – Сжав кулаки, она шагнула к Киру и ударила его в грудь. – Ты лжешь!
Тот со вздохом покачал головой.
– Только не тебе, София. – Он сжал ее запястья: – Да и другим не так уж часто. Да, я хитрю, сбиваю с толку, но чаще всего просто позволяю людям верить в то, во что им хочется верить, позволяю надеяться на что-либо.
София кивнула. Да-да, все это он и проделал с ней. Вел ее туда, откуда манила надежда…
– Ненавижу тебя, – прошептала София. И тотчас же поняла, что солгала.
Кир с невозмутимым видом пожал плечами.
– Думаешь, я этого не знаю?
Ей хотелось крепко прижаться к нему, и просто дышать, просто дышать – вот и все. И все это время она видела его ужасный шрам. Но, увы, она видела и его глаза, холодно смотревшие на нее, как на какой-то посторонний предмет. Ох, ну почему же он так смотрит?!
Она снова ударила его в грудь и прохрипела:
– Негодяй! Разбойник! Дьявол!
Губы его искривились в насмешливой улыбке.
– Совершенно верно, София. Я именно тот ирландский недоносок, с которым имел дело твой отец.
Эти слова Кира ошеломили ее. София замерла на мгновение, потом, всхлипнув, пробормотала:
– Ты никогда не был таким. Не был, не был, не был! – закричала она вдруг, яростно защищая того юношу, в которого влюбилась когда-то. Влюбилась, когда была глупой девчонкой.
И тут она опять его ударила. И опять всхлипнула. Ей хотелось плакать и хотелось бить его и кусать. Хотелось потребовать, чтобы он немедленно снова стал таким, каким был когда-то.
Тут Кир обнял ее и привлек к себе. Прижавшись к ней всем телом, тихо проговорил:
– Я в точности такой же, как они, София. И не могу стать другим. Твой отец был прав. Я беру все, что хочу, а потом ухожу.
И, оставаясь самим собой, он склонился над ней и впился поцелуем в ее губы. Поцелуй был жарким и яростным. Жестким и настойчивым. Воспламеняющим. И София, охваченная огнем желания, тотчас приоткрыла губы. А Кир, медленно продвигался к стене, и в какой-то момент София вдруг почувствовала, что прижата к ней спиной. Но она не сопротивлялась – напротив, привстав на носочки, прильнула к Киру, и теперь уже отвечала на его поцелуй с такой же страстью и яростью.
Внезапно он приподнял ее и, задрав юбки, прижался к ее лону своей вздыбленной плотью.
София громко застонала и принялась покрывать поцелуями его лицо, шею, волосы – все, до чего могла дотянуться.
И тут Кир вдруг чуть отстранился и, глядя ей прямо в глаза, прошептал:
– Не влюбляйся в меня, София. Ни к чему хорошему это не приведет. – С этими словами он опустил ее на пол и, резко развернувшись, вышел из комнаты.
Она покачнулась – и едва не упала; казалось, она вот-вот потеряет сознание.
Сделав несколько шагов по комнате, София осмотрелась. За окнами по-прежнему лил дождь и ревел ветер. И царила все та же густая тьма.
София вытерла лоб, пытаясь прийти в себя. Теперь ей было ясно: Кир – человек очень опасный и безжалостный, думающий лишь о мести. Человек, в душе которого не было места привязанностям, если только они не служили какой-то цели – уж она-то, София, прекрасно это знала. Да он и сам этого не скрывал.
Так почему же где-то глубоко, в бездонном колодце ее души, по-прежнему таилась вера в этого человека?
Безумие, должно быть. Да-да, именно так. Ей давно пора это понять. Пора признать, что колодец ее души действительно бездонный. И, следовательно, ее любовь к Киру никогда не иссякнет, – что бы он ни сделал.
Она понимала, что не могла доверять ему. И поэтому не могла доверять себе.
Самое время уезжать.
Глава 32
Кир ушел не очень-то далеко. Всего лишь спустился в общий зал и выпил эля, в котором так нуждался. В голове же вертелись мысли, которые были совершенно лишними!
Выходит, София вела гроссбух, за которым охотились самые могущественные и самые продажные люди во всей Англии. Охотились… словно собаки, гоняющиеся за собственными хвостами.
Кир едва не рассмеялся. И тут же задумался. Но почему же она это сделала, почему? Поступок совершенно безумный… и великолепный!
Наверное, все дело в том, что София – женщина. А женщины – это всегда и везде беда, не только на кораблях. И у них всегда такой вид, будто они в отчаянии и нуждаются в помощи, хотя на самом деле им нужно именно то, что тебя уничтожит.
Кир взял свою кружку и вдруг понял, что она пуста. Он поднял палец, давая знать, что хочет заказать еще. Бородатый хозяин тотчас же принес кружку, но не ушел.
– Женщина или лошадь? – спросил он, взглянув на Кира.
Тот криво усмехнулся.
– А если я на этот раз скажу «лошадь»?
Хозяин в задумчивости провел ладонью по подбородку.
– Вы, сэр, выглядите еще хуже, чем в прошлый раз. Так что лошадь тут ни при чем – я уверен.
Кир с улыбкой кивнул:
– Да, верно. Ты мудрый человек.
– Она что, сбила вас с толку? – спросил хозяин.
– Да, и очень сильно.
– Что ж, женщины это умеют.
Кир внимательно посмотрел на хозяина.
– Хм… А я ведь не знаю, как тебя зовут.
– Стефан, – ответил бородач.
Кир кивнул, поднял свою кружку, и пробормотал:
– Что ж, Стефан, за знакомство. И за женщин, сбивающих с толку.
Хозяин тотчас повернулся, схватил кружку с ближайшей полки и, наполнив ее до половины, чокнулся с Киром. После чего мужчины выпили.
– Хорошо бы чего-нибудь похолоднее, – со вздохом пробормотал Кир.
Стефан молча кивнул и исчез в задней комнате. Через минуту вернулся с деревянной кружкой, в которой позванивали крошечные осколки льда, плававшие в воде.
– О господи, – прошептал Кир, взяв кружку со льдом. – Откуда это?
– Пещеры. – Стефан ткнул пальцем в пол с таким горделивым видом, словно сам вырыл эти пещеры. – Они протянулись по всему побережью на много миль. Их очень любят контрабандисты… и я тоже. Прекрасное место для хранения провизии.
Кир поднес кружку к губам и сделал глоток.
– Какое счастье! – воскликнул он. Запустив пятерню в кружку, извлек из нее горсть льда и приложил к шее. Лед таял в пальцах, и вода капала за ворот туники словно холодный дождь.
