– Какая растрата столь многих дивных частей тела!
Он негромко засмеялся.
Она поцеловала его в грудь. В его красивый торс.
– Это приятно, – пробормотал Йен ободряюще.
Она провела языком по линии, разделяющей ребра, следом провела ладонями, вспомнив, как это делал он и как при этом каждая ее клеточка запылала огнем.
Йен пошевелился и вздохнул, поглаживая ее волосы.
– Это хорошо, – одобрительно пробормотал он. – Не останавливайся.
Она продолжила, перейдя к плоскому животу, поглаживая его изящными пальцами. Неторопливо. Дразня. Наблюдая, как делал он, за тем, как напрягаются его мышцы, как меняется дыхание – чтобы точно знать, как его ублажить.
Погрузила язык в пупок, ощутила соленый пот.
Он дышал все прерывистее. Член пошевелился и слегка подпрыгнул, твердея.
И тогда она прижалась к нему губами и сильно, неторопливо провела по всей его длине языком.
– Иисусе… – и Йен добавил очень грязное ругательство.
Она обвела языком головку и втянула член в ротик. И пососала.
Он застонал, запустил пальцы ей в волосы.
Сознание власти, дарующей возможность доставлять удовольствие ему, снова пробудило в ней желание. Оно казалось бездонным, ненасытным.
– Еще? – поддразнила она.
– И еще, и еще, – приказал он.
Она подчинилась.
Его член становился все толще, когда она проводила по нему губами и языком то быстро, то медленно. Тэнзи наслаждалась, глядя, как беспокойно ерзает Йен, как раздвигаются его бедра, как выгибается ей навстречу его тело, как пальцы стискивают покрывало, как все жестче и прерывистее становится его дыхание. Голова его заметалась, он с трудом сглотнул; наслаждение казалось невыносимым, и оно усиливало ее собственное удовольствие.
– Тэнзи… я хочу, чтобы ты оседлала меня.
Она села на него верхом, распутно перекинув тяжелую массу волос через плечо, и посмотрела на него сверху вниз. Жилы у него на шее напряглись, на груди играли отблески огня, глаза пылали.
Они вместе направили его в нее.
Он сжал ее бедра, помогая приподниматься и опускаться, пока она не уловила ритм. Сначала Тэнзи двигалась, глядя, как темнеют его глаза, слыша, как он хрипло умоляет ее, называя по имени. А потом начала двигаться, доставляя наслаждение себе, но у нее и выбора не было – инстинкт слепо толкал ее вперед.
Они двигались вместе, а потом оба, один за другой, увидели падающие звезды.
Когда небо засветилось жемчужно-серым, Тэнзи поняла, что надо возвращаться в свою комнату, вздохнула и выпуталась из его объятий. Взяла рубашку, надела.
Посидела немного, глядя на Йена – он скрестил руки под головой, волосы его спутались, глаза сделались теплыми и сонными, на губах играла едва заметная улыбка.
И сердце ее подпрыгнуло.
А что, если… что, если она будет просыпаться каждый день своей жизни и видеть это? Неужели это настолько немыслимо? Наверняка ни один мужчина не может остаться бродягой на всю жизнь? Наверняка Йен будет не против тоже так просыпаться?
Но где-то на краю сознания послышался негромкий предостерегающий голос, очень походивший на голос герцога Фальконбриджа. И она промолчала.
Просто улыбнулась ему.
Его улыбка сделалась широкой, очень озорной, и сердце ее сжалось. Она почувствовала, что краснеет, несмотря на то, что уже оделась, несмотря на все восхитительно порочные вещи, которые делала ночью.
Наконец Йен, застонав, сел на край кровати, очень осторожно встал и выпрямился.
– Он довольно сильно стягивается, если утром я не разомнусь, – извиняясь, произнес он и показал на шрам.
Она смотрела, как он выгибается, выбрасывает вверх руки и наклоняется назад, как старается при этом не гримасничать, и почувствовала, что ее мускулы напрягаются вместе с ним.
Стало быть, не бог.
И не язычник, ревом приветствующий наступление утра.
Просто красивый, раненый мужчина.
Глава 24
Тэнзи прижала ладонью шляпку, когда пролетка лорда Стэнхоупа, мчавшаяся с безрассудной скоростью, накренилась на повороте дороги. Он блестяще правил упряжкой, и лошади его были прекрасны – цвета меди и блестели, как новеннькие пенни, и солнце сверкало на их крупах и гривах.
– Вы блестяще правите!
– Прошу прощения?
Невозможно разговаривать, когда так грохочут копыта.
– ВЫ БЛЕСТЯЩЕ ПРАВИТЕ!
– ВАМ НРАВИТСЯ МОЯ ПРОЛЕТКА? – догадался он.
Тэнзи сдалась.
– Да!
Он просиял, уверенный, что они достигли согласия.
Затем они остановились, лошади встряхивали головами и беспокойно переступали с ноги на ногу, и больше не приходилось бояться, отвлекаясь от всего прочего, и они оказались одни… и в груди Тэнзи поселилась скука.
Он всегда находился в прекрасном настроении, говорил только о себе, но так добродушно, что она его поощряла. И, конечно, много смеялся. Что-то в его смехе заставляло ее почувствовать себя еще более одинокой, чем если бы она стояла на высокой скале где-то на краю географии и выкрикивала в пустоту свое имя, чтобы услышать в ответ эхо.
Судя по всему, он не сомневался, что по праву рождения является самым замечательным и обаятельным человеком на свете, потому что станет герцогом, когда умрет его отец, и считал, что его бесконечные разговоры о себе – чистой воды благодеяние.
Но уж лучше веселый, чем угрюмый, полагала Тэнзи.
Он помог ей спуститься на землю, сияя от удовольствия (как же, сумел помочь леди!), и предложил руку, чтобы сопроводить ее обратно в дом.
Шагая, Тэнзи невольно вспоминала предыдущую ночь, чувствуя некоторую скованность в ногах. И пока Стэнхоуп вел ее к дому, она украдкой провела тыльной стороной ладони по распухшим от поцелуев губам, и в щеки бросился жар. Утром в зеркале она выглядела тревожно, интригующе, исключительно развратно – волосы в диком беспорядке, глаза блестят, щеки пылают. На груди остались следы жадных, долгих поцелуев, и от воспоминаний коленки ее слегка ослабли.
Она с неохотой подчинилась необходимости быстро принять ванну и одеться, чтобы успеть на встречу со Стэнхоупом, собиравшимся взять ее на прогулку в новой пролетке; ей хотелось лежать и не шевелиться, пока ощущение рук Йена, тепла и запаха его тела еще сохраняются на коже. Лежать и не шевелиться, пытаясь решить, что все это для нее означает.
А теперь вчерашняя ночь казалась ей реальностью, а это невыносимо веселая, беспечная прогулка с наследником – сном.
– Должен сказать, мисс Дэнфорт, я всегда буду с почтением относиться к письму, полученному от капитана Эверси. Возможно, даже велю вставить его в рамку.
