И больше не считала таким.
Однако казалось, что ей осталось только одно – страдать молча до тех пор, пока… ну, пока она не перестанет. По-видимому, в какой-то момент истории своей жизни страдать она перестанет – ну, или придумает какой-нибудь действенный способ справиться с тем, что пока кажется ей ужасно несправедливым и почти невыносимым.
Им двоим просто придется пополнить ряды влюбленных, родившихся под несчастливой звездой, думала Тэнзи. Тристан и Изольда. Ромео и Джульетта.
Оливия Эверси и Лайон Редмонд.
В книгах это выглядит куда романтичнее.
А в реальной жизни – просто отвратительно.
Кроме того, он ведь так и не сказал, что любит ее. Я буду хотеть тебя до того дня, когда умру. Это он сказал, но ни слова о любви.
И что, лучше, если бы сказал?
Да, решила она. Лучше. Она не знала точно, любит ли он ее на самом деле, признался бы, даже если бы любил, и именно это придавало ей сил, именно это помогло продержаться целых две недели ухаживаний Стэнхоупа, это выталкивало ее из кровати каждое утро после той ночи на балконе, это делало мысль о жизни без него на крошечную каплю терпимее.
В каком-то смысле благо, что он покидает страну, потому что выйти за кого-то другого, зная, что живешь с ним на одном континенте, дышишь одним воздухом, поднимаешь глаза и видишь одни и те же звезды, казалось… нелепым. Против законов природы.
Но не выйти, причем составив блестящую партию, казалось предательством не только родительской воли, но и герцога, и… самой себя. Родители хотели для нее только одного – чтобы она жила в безопасности, чтобы ее холили и лелеяли. Чтобы у нее снова были дом, семья и стабильность.
И, да поможет ей Бог, она и сама всего этого хотела.
Но сегодня вечером… вероятнее всего, сегодня вечером она увидит его снова. Хотя бы краем глаза.
Тэнзи усилием воли вынырнула из размышлений и повернулась к Энни, наблюдавшей за нее со сбивающим с толку сочувствием. Впрочем, это выражение тут же исчезло с ее лица.
– Что бы ты надела, Энни, если бы знала, что увидишь мужчину в последний раз и хочешь, чтобы он тебя никогда не забыл, чтобы любая новая женщина бледнела по сравнению с этим воспоминанием?
И вот тут выражение лица Энни заставило Тэнзи осознать, что да, слуги замечают все. Они знают, кто где спит и как смяты постели по утрам, а лакеи, бесшумно снующие по дому, видят, кто с кем обменивается взглядом. Они должны знать.
Камеристка неожиданно крепко сжала ее руку.
А потом прошептала:
– Не важно, что вы наденете, мисс. Он никогда, никогда вас не забудет.
Йен не хотел идти на бал.
Не хотел видеть, как Тэнзи танцует с другими мужчинами, не хотел танцевать с другими женщинами. Но он никогда не был трусом, обладал превосходными манерами и чувством долга, поэтому он тщательно побрился, оделся и спустился в бальный зал. Мать настояла; раз уж он собирается в кругосветное путешествие, она хотела насмотреться на него перед отъездом. Он никогда не мог отказать матери.
Так что он умудрялся улыбаться, кланяться и говорить положенные банальности проходящим мимо гостям. Бывали вечера и похуже, переживет и этот. Нужно просто все время двигаться по залу, улыбаться, кивать. Тогда, если кто-нибудь спросит: «Вы видели Йена?», многие кивнут и скажут «да», и все будут знать, что он добросовестно выполняет свои обязанности. О, он великий стратег!
А завтра можно будет уехать в Лондон. Расстояние поможет. Как и опиум, оно не избавит от боли, но обязательно поможет ее приглушить.
Блистающие ряды пришедших на бал гостей пополнялись. Все, кого он знал, в нарядах, которые он видит от приема к приему, входили в зал. Прошел слух, что подопечная герцога, мисс Титания Дэнфорт, так бурно всколыхнувшая тихие воды светского общества Суссекса, обручится с человеком, который тоже станет герцогом, и все желали при этом присутствовать. Какая восхитительная симметрия, вздыхали некоторые. Это, несомненно, судьба.
Йен ее еще не видел.
Собственно, он не видел ее почти две недели.
Точнее, двенадцать дней, четыре часа, тридцать две минуты и сорок одну секунду. Перед балом он собирался еще раз посмотреть на свою карту, но отодвинул ее и убил некоторое время, производя эти самые вычисления.
За эти подсчитанные часы и минуты он успел съездить в Лондон, начал покупать припасы в дорогу и заказывать одежду, подходящую для путешествия по Африке и прочим местам. А она, предполагал он, в эти же часы и минуты каталась в пролетке, ходила на пикники, прогулки и все такое. Йен весьма невеликодушно надеялся, что ей скучно и что она постоянно о нем думает, потому что если ей и предстоит его забыть, то у нее на это будет полно времени после того, как его корабль отплывет.
А потом он понадеялся (и характер собственного бескорыстия его поразил), что ей не очень скучно, потому что сама мысль о ее несчастливости, о том, что ее живость и блеск потускнеют, ввергла его в состояние, близкое к панике. Словно под угрозой оказалась его жизнь.
– Ты на что, дьявол тебя побери, так злобно смотришь?
Прямо перед Йеном остановился Колин, сердито на него взглянув.
– Вовсе не злобно, – машинально ответил Йен.
– Прошу прощения. Ты перепугал всех тех юных леди, что стоят напротив.
Йен моргнул. Напротив него действительно стояли юные леди, все до единой с побледневшими лицами и широко распахнутыми глазами. Ну что ж.
– А. Думаю, мне нужно посетить уборную, – сказал он Колину, скорчившему сочувственную мину.
Йен вышел в коридор и направился туда, где когда-то помешал сержанту Саттону, пытавшемуся убедить Тэнзи в их духовной гармонии. Не в уборную, просто подальше от зала.
И тут кто-то остановился перед ним.
Он застыл.
Красивая брюнетка, обиженно надувшая губки. Он даже слегка испугался – ему потребовалось несколько секунд, чтобы ее узнать.
Он почти забыл о ее существовании.
Но теперь нет никаких причин, чтобы ее избе-гать.
– Мои извинения, леди Карстерс, за то, что не написал вам раньше. Мне решительно помешали дела как тут, в Суссексе, так и в Лондоне. Но я так рад видеть вас здесь.
– Я попытаюсь вас простить. Некоторые вещи только улучшаются от предвкушения.
Предвкушение.
Она просто обязана была сказать «предвкушение».
Ему как будто всадили стрелу в живот.
Он на мгновение замер.
– Что-то случилось, капитан Эверси? – Она протянула ручку и коснулась его руки.
– Нет. Нет, все в порядке. – Он выдавил улыбку, посмотрел на ее ладонь, лежащую на его руке, и ощутил сильное желание ее стряхнуть. Прелестная ручка, изящная, ухоженная, но смотрелась на его руке… неправильно, как паук. – Не хотите сказать, где расположены ваши комнаты?
