Костя понял, что оправдываться бесполезно, но не бежать же следом за катафалком.
– Я же для вас стараюсь, – жалобно произнес он. – И белья вашего я не брал. Олег Игоревич сказал, что его нашли.
– Понятно, что нашли, да вот Никанору Ефимовичу уже все равно. Отмучался болезный.
«Никанор Ефимович», – Костя выудил из кармана сложенный вчетверо «Анализатор». «Вот он. Никанор Ефимович Остроглазов». Первый в списке. «Значит, все сходится. «Анализатор» не врет».
– Ура! – воскликнул Костя, но тут же прикусил язык.
Расходившиеся люди недовольно оглянулись.
– Ни стыда, ни совести у молодежи. Только и ждут, когда мы все перемрем. На кого страну оставлять.
Костя еще немного потоптался на улице, чтобы жильцы успели разойтись по квартирам, и только потом заскочил в дверь.
Перед ним, как шлагбаум, опустилась рука с зеленым отворотом.
– Куда прешь? – послышался до боли знакомый вопрос.
Костя уже хотел ответить что-то в том же духе, но к ним подошел управдом.
– Добрый вечер. Все в порядке? – спросил он, глядя на Асбеста Поликарповича и Костю.
– Блюдем, – коротко ответил первый.
– Добрый вечер, – ответил Костя.
– Очень хорошо, что мы встретились, Константин. Я как раз хотел с вами поговорить. Если вы не очень заняты, зайдемте ко мне.
Костя посмотрел на швейцара.
– Вы не возражаете.
Тот пошевелил щеткой усов и скрылся за своим прилавком.
– Вот и отлично, – произнес Олег Игоревич. – Пожалуйста, сюда.
Они прошли в уже известный Косте кабинет. Сколько раз он являлся сюда со своими просьбами и жалобами. И вот, наконец, момент истины наступил – Олег Игоревич воздаст ему по заслугам и извинится за все неудобства, что они терпели, проживая здесь.
– Присаживайтесь, Константин. Честно говоря, я долго откладывал этот разговор, но больше не могу этого делать. Вы знаете, как я уважаю вас, но общественность негодует.
– Я вас не понимаю, Олег Игоревич, – ответил обескураженный началом разговора Костя. – Какая общественность?
– Вот видите. Вы даже не обращаете внимания на людей. «Какая общественность?» Это очень непростительно с вашей стороны, тем более учитывая специфику вашей будущей профессии. Ведь вы собираетесь служить обществу, если я не ошибаюсь, делать его лучше, очищать от нежелательных элементов?
– Ну, да, – не понимая, куда клонит управдом, ответил Костя.
– А вот моя прямая обязанность работать в тесном контакте с этой самой общественностью и я не могу игнорировать ее сигналы.
– Какие сигналы?
– О, их у меня целый список. Между нами говоря, Константин, будь кто другой на моем месте, он бы давно пустил его в ход, но я, опять же из уважения к вам, до поры до времени не торопился этого делать.
– О чем вы?
Олег Игоревич вздохнул, говоря всем своим видом, как ему тяжело говорить, но он пересилил себя.
– Ваша квартира, вернее те, кто в ней живет, нарушили почти все существующие нормы общежития. Я не буду сейчас перечислять все, но кое-что обязан озвучить. Опять же, этого требует общественность.
С этими словами он притянул к себе папку и открыл ее.
– Пункт первый, – провозгласил управдом после довольно продолжительной паузы. – Белье.
– Но вы же сами сказали, что те простынки нашлись. Никто их не брал.
– Я не о том белье, а о женских, с позволения сказать, трусиках. Не позднее, как три дня назад этот предмет туалета был найден Асбестом Поликарповичем в непосредственной близости от дома.
Костя только хлопал глазами.
– И?… А?… Какое отношение… мы имеем к женским трусам?
– Не «трусам» – это очень важно, а именно «трусикам». Почувствуйте разницу – трусики носят молодые девушки, а трусы – дамы солидного возраста. Вам наверняка известно, что в нашем доме живут по большей части пожилые люди. Лишь несколько квартир, которые можно пересчитать по пальцам, имеют в своем составе, так сказать, молодежь женского пола. И одна из них – ваша.
– Но это еще не повод, чтобы обвинять нас в разбрасывании нижнего белья. Маша – приличная девушка.
– О, я вовсе не хотел, чтобы тень подозрения пала на нее. Но у меня есть сведения, что один из ваших соседей некоторое время назад приводил к себе, м-м-м, как бы это сказать помягче… молодую даму. И она оставалась у него до утра. Не кажется ли вам, Константин, что это если не противозаконный поступок, то уж определенно противонравственный?
– Я думаю, Олег Игоревич, что источник ваших сведений мог бы легко задержать Андрея, тем более, что у него был такой прекрасный повод. Почему ваша охрана не остановила его, хотя проделывает такое каждый день со мной?
– Все очень просто, Константин. Асбест Поликарпович рассказал мне, как было дело. Ваш друг был в таком состоянии, что в любую секунду мог испачкать только что вымытый пол. Этого Асбест Поликарпович допустить не мог. Пришлось пропустить обоих – тем более, что девушка держалась на ногах и была в состоянии довести вашего приятеля до дома.
– Но это произошло две недели назад, а когда нашли эти ваши трусики?
– Во-первых, Константин, не мои, а во-вторых, их, действительно, нашли несколько позже.
– Тогда я не вижу связи между этими событиями.
Управдом с каким-то сожалением посмотрел на Костю.
– Очень жаль, что у вас недостает воображения для подобных вещей. В ваши годы мозг должен работать более живо.
– Он работает, Олег Игоревич, и воображения у меня хоть отбавляй, но придумывать небылицы – пусть этим занимается ваш швейцар. Я привык верить фактам.
– Хорошо, – оживился управдом. – Этого у нас в избытке.
Он снова открыл папку и вынул из нее несколько листков. Костя узнал в них недавний унизительный «диктант». Его заставил написать студентов швейцар. В ультимативной форме он приказал Руслану, Андрею и Косте написать «А + М = Л». Теперь эти листы управдом выложил перед Костей в качестве улик.
– Это написали вы и ваши товарищи, – сказал Олег Игоревич. – А это фотография стены в подъезде нашего дома, подвергшаяся вандализму. Не находите совпадений?
Костя поначалу хотел возмутился, как и в тот раз, когда его заставили писать эту «филькину грамоту», но решил рассмотреть предъявленные ему «факты» и не нашел ни одного совпадения. Надпись на фото была сделана чьей-то нетвердой рукой, которая, судя по всему, только училась писать. Это был почерк первоклассника, но не первокурсника. Ничего общего.
Костя поднял глаза на сверлившего его взглядом Олега Игоревича.
– Что я должен был увидеть? Ни один из почерков не похож на тот, что на фотографии.
