– Я читаю. Довольно часто. Но ответьте мне, прошу вас.
– Да, здесь обыгрывается эпизод из Геродота.
Теперь глаза Фебы были открыты. Драйден не шевелился. Он даже дыхание затаил. Ему казалось, что ему на руку опустилась прекрасная птичка, и он боялся ее спугнуть.
Наконец Феба глубоко вздохнула. Ее вдохновенное лицо светилось счастьем.
Она улыбнулась и тряхнула головой, словно пытаясь избавиться от волшебного дурмана.
– Боже, как это прекрасно, – сказала она чуть дрожащим голосом.
– Вы никогда не слушали оперу, мисс Вейл? – Голос маркиза был тих и мягок. Кажется, Феба еще не слышала, чтобы он говорил по-настоящему мягко. Она не была уверена, что ей это нравится, потому что мягкость, как правило, пребывала в опасной близости к жалости, которую она органически ненавидела. Но вместе с тем в его голосе не было и намека на иронию.
– Нет. – Это короткое слово прозвучало благоговейно и печально. – Я просто… Я понятия не имела… Простите, я не имела в виду, что…
Джулиан покачал головой, и ее голос стих на середине фразы.
Некоторое время они слушали, как голос его бывшей любовницы взлетает на недосягаемую высоту, парит там, великолепный и свободный, словно насмехаясь над мыслью, что у человеческого голоса могут быть пределы. Ее голос был восхитителен. Он завораживал, покорял, звал за собой. Он был так всеобъемлющ, так бесконечен, что армии могли бы пойти за синьорой Ликари в Иерихон, и она сделала бы то же, что Иисус Навин, только без труб.
– Это действительно захватывает, – тихо сказал Джулиан. – Не всех, конечно. Только некоторых.
Неожиданно Феба осознала, что чувствует его дыхание, теплое и чуть пахнущее сигарами, на своем лице. Как они оказались так близко друг к другу? Она не отстранилась.
– Я помню, как впервые услышал оперу, – продолжил он. – Это было…
– Ш-ш-ш.
Джулиан улыбнулся – яркая вспышка в темноте.
Голос Софии Ликари взлетел до казалось бы недосягаемых высот, потом упал и зазвучали мастерские волшебные трели. Ее голос преследовал и требовал, дразнил и умолял и наконец оборвался на ноте, от которой должна была разлететься люстра и осыпать собравшихся в зале осколками.
Послышались аплодисменты.
Феба чувствовала себя переполненной чувствами и одновременно измученной.
– По-моему, простых аплодисментов здесь явно недостаточно, – пробормотала она.
– Не могу с вами не согласиться, – кивнул маркиз, явно не подпавший под власть волшебного пения. – Она бы предпочла поклонение. Поверьте мне, мисс Вейл, она поет, словно богиня, но она обычный человек. Слабое существо. Если хотите, вместилище. Дорогостоящее, требовательное, капризное вместилище для неземного таланта. Она храпит так же громко, как поет, и моется куда реже, чем хотелось бы.
Феба засмеялась, но тут же прикусила губу, чтобы наказать себя за неуместное веселье.
– Как вам не стыдно! Вы не должны говорить мне такие вещи. Это не по-джентльменски.
– Я дарил ей дорогие подарки, выполнял все капризы, а она попыталась меня убить. Я всего лишь… Мы все только люди, мисс Вейл. И все несовершенны. У каждого есть свои слабости, желания, недостатки. Как говорится, каждому свое. Временами мы видим то, что хотим видеть, и не замечаем ничего другого.
Кого он убеждает, ее или себя? Неужели он хочет сказать ей что-то важное?
Или никто в высшем обществе не в состоянии его понять?
– Не могу представить себе вашего поклонения, лорд Драйден.
– И снова вы правы, – усмехнулся маркиз. Он внимательно изучал свою сигару, которую докурил уже до самого конца.
Только в этот момент Феба заметила, что сжимает его рукав. Она отдернула руку и отпрянула.
– Извините, – пробормотала она. – Я не заметила… Мне очень жаль.
– Вам не за что извиняться, – неожиданно страстно выпалил он.
Теперь она отчетливо чувствовала его запах, уникальный, свойственный только этому мужчине. Она ощущала исходящее от него тепло – словно от тлеющего огня. Это одновременно успокаивало и будоражило.
Феба не могла вспомнить, когда в последний раз непроизвольно хватала кого-то за руки в поисках безопасности или защиты.
Этот мужчина явно привык к роли защитника, поскольку занимается этим постоянно.
Джулиан заговорил очень тихо и неуверенно, словно для него было в новинку делиться сокровенным.
– Знаю, я должен делать вид, что всего лишь терплю оперу, потому что такое отношение считается для мужчины нормальным. Но я нахожу ее божественной. Разумеется, когда передо мной истинный талант. И, между прочим, я считаю, что настоящую оперу и большинство музыкальных спектаклей разделяет целая вселенная. Я нахожу оперетты… – он помедлил, подбирая удачное слово, – утомительными.
Феба не могла не рассмеяться. И этот смех вернул ей полный контроль над собой, который она частично утратила, оказавшись во власти музыки.
– А вы играете на фортепиано, мисс Вейл?
Теперь Феба весело и от всей души расхохоталась.
– Надо же, как дрогнул ваш голос, лорд Драйден. Но вынуждена вас огорчить. Да, я играю на фортепиано. Правда, данного небесами таланта у меня нет. Но техника хорошая. И мне этот процесс очень нравится, – весело предупредила она. – Не исключаю, что еще здесь, у Редмондов, вам предстоит в этом убедиться. Потерпите?
– О, ради вас я буду воплощением вежливости. Я не буду зевать, чесаться и ерзать на стуле, заставляя его скрипеть.
– Какое облегчение!
Маркиз кивнул.
Феба улыбнулась и обхватила плечи руками. Все же ночь была довольно прохладной.
Маркиз легко стряхнул сюртук с одной руки, и приготовился стянуть его с другой, чтобы набросить ей на плечи.
Девушка поняла, что он собирается сделать, и потрясенно попятилась. Джулиан замер – одна рука в рукаве, вторая свободна. А потом, не произнеся ни слова, он вернул сюртук на место.
Повисло неловкое молчание.
Его пальцы нервно теребили окурок сигары. Нет, они не дрожали, но Джулиан себя явно не контролировал. Когда в руке остались только крошки табака, он взглянул на них с недоумением.
И этот человек известен своими изящными манерами.
Феба решила, что они оба потрясены тем, каким правильным… уместным был жест. Джулиан желал защитить ее. Это для него естественно.
Она еще немного отступила.
Она учительница и платная компаньонка, а он маркиз, и не должен кутать ее в свой сюртук. Не придет же ему в голову кутать в сюртук кухарку. Да и в любом случае она не знала, что это – когда о тебе заботятся.
– Лизбет очень хорошо играет на фортепиано, – сообщил он. – Некоторые даже говорят, что у нее талант.
