– Как его зовут? – Это был ее кот, значит, он был ему интересен.
– Его зовут Харибда. Он приехал со мной из Лондона. Кот довольно старый, но живой и подвижный.
– Вы назвали кота… как морское чудовище? – ему пришлось изрядно напрячься, чтобы извлечь из глубин памяти знания о мифологии. «Между Сциллой и Харибдой», – так говорят, если надо сделать выбор между двумя неприятными возможностями. Харибда – это, кажется, нимфа, превращенная в чудовище. Дочь Посейдона, глотавшая корабли.
– Так они и узнали, что я умна. – Она проговорила эти слова тихо и сухо. – По имени кота. Им хватило малого.
– Но как вы научились читать, не говоря уже о греческой мифологии?
– Один знакомый аптекарь из Сент-Джайлза дал мне книжку с картинками, которая… ну, скажем так, которая попала к нему через одного из покупателей. Подозреваю, он рассказал обо мне этому джентльмену, и тот тоже посодействовал моему появлению у мисс Эндикотт. Да и моя мама умела читать. Уж не знаю, где она научилась. И я всегда следила по книжке, когда она мне читала. Думаю, я так и выучила буквы. Могу только сказать, что чтение далось мне легко и очень понравилось.
– Почему вы не назвали котенка как-нибудь более изящно, например, Дафна или Аполлон?
– Думаю, мне всегда хотелось иметь союзника, того, кто станет меня защищать. Харибда – это самое страшное чудовище, которое я смогла придумать, даже страшнее чем стража и пьяные, которые устраивают потасовки на улицах. Ну вы понимаете. Мне казалось, греческим богам не устоять против обитателей Сент-Джайлза. Мне нужен был кто-то по-настоящему злобный и опасный, и в то же время знакомый.
Опять грустный юмор.
Матерь Божья, что же пришлось повидать этой девушке, когда она была ребенком?
Сент-Джайлз – это средоточие насилия, мрака, шума и грязи. Это невменяемые пьянчуги, сползающие по стенам покосившихся построек и умирающие в темных закоулках от отравления дешевым алкоголем. Преступники совершали преступления в других, более привлекательных районах Лондона, после чего скрывались в Сент-Джайлзе, как крысы в норах.
Джулиан задумчиво взглянул на свою собеседницу. Чистая кожа, поношенное прогулочное платье, новая шляпка… и неожиданно у него внутри все перевернулось. Пришедшая в голову мысль была невыносимой: ей было так страшно, что для защиты подошел даже котенок со страшным именем. Представив это, он почувствовал, что не может дышать.
Несколько минут он молчал.
Только теперь Драйден понял, что исходивший от этой девушки удивительный свет, в лучах которого он грелся, существовал благодаря теням прошлого. Именно эти тени делали ее более живой и настоящей, чем другие.
Он не знал, что сказать, и уныло признался себе, что, пока не встретил эту удивительную девушку, никогда не бывал в тупике.
– Ваш Харибда очень страшный? – наконец, спросил он. Никакой более безопасной темы придумать не мог.
– О да. – Странно, но она говорила искренне. – Он полосатый и очень пушистый. Когда он злобно вздыбливает шерсть, многим становится не по себе. Пока я здесь, его кормит одна из оставшихся в школе учительниц.
– А что он будет делать, когда вы отправитесь в Африку?
– Разумеется, он поедет со мной.
Джулиан увидел, что Уотерберн повернул голову и, прищурившись, уставился на него.
– Увидел достойную дичь? – крикнул маркиз.
Тот пожал плечами и отвернулся. Собака повернула голову, привлеченная громким голосом, но не заинтересовалась и спокойно продолжила свой путь. Интересно, подумал Джулиан, как псу живется на конюшне у Редмондов?
Когда он снова повернулся к Фебе, ее уже не было. Нигде.
Глава 12
Он осмотрелся по сторонам. Как сквозь землю провалилась.
Лизбет шла перед Джонатаном. Она держала букет, и сама была похожа на прелестный цветок. Безупречные локоны выбились из-под столь же безупречной шляпки и падали на шею безупречной белизны.
– Сюда, лорд Уотерберн. Правильно, Джон? Не могу дождаться, когда вы увидите это восхитительное зрелище, Джулиан!
Она слегка повернула головку и послала ему через плечо очаровательную улыбку. Это был чрезвычайно выгодный ракурс для нее – длинная изящная шея и высокие скулы. Ее глаза оживленно блестели.
Джулиан не мог не улыбнуться в ответ.
– Я тоже не могу дождаться, когда наконец увижу ваши любимые места.
В этой части Англии руины были практически везде. Ступай в любую сторону – мимо не пройдешь. И все они были в той или иной степени живописными.
– Нет, нам не сюда, – заметил Джонатан. – Здесь, если ты помнишь, охотничий домик. Кстати, я бы, на твоем месте, был осторожнее, а то кто-нибудь примет тебя за оленя и подстрелит.
– О, Джонатан, перестань меня пугать! – Теперь ее голосок звучал раздраженно. – Такого быть не может. Я же вся в белом, и едва ли похожа на оленя.
– Тогда за единорога.
– Но кто будет стрелять в единорога?
Так, переговариваясь, они скрылись из виду.
А Джулиан остался на месте. Какого черта? Женщина не может раствориться в воздухе. Он внимательно осмотрел окрестности. Дубы уже сбросили груз листвы, но кусты боярышника, которые здесь были повсюду, только начали желтеть.
Потом он заметил узкую тропинку между дубом и кустом боярышника, и пошел по ней.
Феба стояла на небольшой полянке, показавшейся ему волшебной. Ее ноги утопали в высокой траве, еще не тронутой холодом. В окружении дубов, высокого кустарника и еще каких-то деревьев, пока не успевших сбросить листву, она казалась лесной нимфой.
Девушка улыбалась и сжимала в кулачке какую-то траву.
– Видите? – с торжеством в голосе провозгласила она. – Здесь действительно растет полынь. Волшебный запах, не правда ли?
Она поднесла пучок травы к лицу и с наслаждением вдохнула.
И все вокруг по непонятной причине наполнилось светом.
Джулиан онемел.
– В некоторых районах Франции считают, что полынь помогает ослабить горе. Ее сажают на кладбищах вокруг могил, – объяснила она.
– Откуда вы…
Хотя какой смысл задавать вопросы? Она много читала, много знает, отсюда и подобные маленькие сюрпризы. На ум пришло сравнение с разворачиванием маленьких подарков – не все из них он был способен оценить. Она всегда хваталась за информацию и факты, словно утопающий за соломинку. Они всегда ее спасали.
Джулиан молча смотрел на девушку, не в силах произнести ни слова. У нее были зеленые глаза. Теперь он это точно знал. Другой человек сравнил бы их с чем-нибудь – листвой, мхом или изумрудами, – но Джулиан был способен искренне сказать лишь одно: он никогда не видел таких глаз. И дело было, в общем-то, не в их цвете, а в том, как они менялись. Он поймал себя на том, что говорит некоторые вещи только для того, чтобы увидеть их изменчивость. Юмор поселял в них веселые искорки, доброта смягчала, а злость воспламеняла. Иногда ему хотелось поднести к ним руки и согреться в исходящем от них жаре.
