Феба попятилась, когда Лизбет сделала быстрый шаг к ней и оказалась так близко, что можно было видеть очень мелкий светлый пушок над ее верхней губой.
– Как ты умудрилась так сбить на бок шляпку, глупышка?
Феба лишилась дара речи. Лизбет никогда не говорила ей ничего подобного. Совершенно очевидно, что Феба – не глупышка. И никогда ею не была. Это знали все без исключения. И рассчитывали на это. Несмотря на то что слова Лизбет вроде были дружелюбными, голос оставался сухим.
Лизбет потянулась к ней и устроила большое шоу «как привести в порядок шляпку Фебы». Она развязала ленты, выпутав из них заколки, и разгладила их. При этом ее взгляд оставался холодным, пристальным и непроницаемым. Феба застыла, словно кролик перед удавом. Она была уверена, что если Лизбет впоследствии спросят, сколько волосков в ее бровях, та даст совершенно правильный ответ.
– Должно быть, я наткнулась на ветку, – в конце концов нашлась Феба.
Ей пришло в голову, что одного слова Джосайи Редмонда достаточно, чтобы лишить ее места в академии и оставить без работы на всей территории Англии.
После этого ей некуда будет деться. Она еще не успела накопить достаточно денег для поездки в Африку. И все ее планы и надежды рухнут в мгновение ока.
Феба постаралась придать лицу непроницаемое выражение и сразу почувствовала, как вспотели ладони.
Лизбет удовлетворенно кивнула, оглядев свою работу. Теперь волосы и шляпка Фебы были в полном порядке.
В этот момент все услышали громкий шорох и хруст. По лесу передвигалось нечто намного более крупное, чем маленькая птичка. И раздался голос.
– Это я, Драйден, а не волк и не медведь. Не стреляй, Уотерберн.
Раздвинулись ветки, и в просвете показался маркиз. С максимальным достоинством, которое только может изобразить человек, продирающийся через колючий кустарник, он вышел на дорогу.
Его шляпа была на месте, одежда в порядке.
Собака подняла голову, взглянула на маркиза, и на ее морде появилось выражение, удивительно напоминающее выражение лица Уотерберна, после чего, по обязанности тявкнула – точно один раз – и вернулась к прерванному занятию – сну.
– Я услышал выстрел и поспешил на звук. Значит, дело все же дошло до охоты?
Лицо Лизбет осветилось, словно появление из зарослей маркиза было восходом солнца, устроенным специально для нее.
– Нет, это лорд Уотерберн угрожал застрелить нас за пение.
Такой дерзкий выпад Уотерберн не мог пропустить мимо ушей.
– Я ничего такого не делал, – уныло сказал он.
– А я бы мог, – заявил маркиз. – Хотя это, конечно, зависело бы от песни.
Лизбет мило улыбнулась, продемонстрировав очаровательные ямочки на щеках, и у Фебы заныло сердце.
Маркиз не смотрел на нее, и она решила, что ни за что не станет на него смотреть.
Она приклеила на лицо дежурную улыбку, которая много раз выручала ее. Такая улыбка никого не может обидеть, ничего не значит и не выдает никаких чувств. Одновременно она огляделась в поисках чего-то нейтрального, на чем можно было бы остановить взгляд. Любому постороннему наблюдателю должно было показаться, что Лизбет и Джулиан смотрят только друг на друга, не замечая никого вокруг.
Феба встретилась глазами с собакой. Та взирала на нее с симпатией. По крайней мере, ей хотелось так думать. Ни одна из них не желала находиться в это время в этом месте.
Издалека донесся голос Джонатана.
– Не стреляйте без нас! Куда, черт возьми, вы подевались?
– Куда ты пропал, Драйден? – спросил Уотерберн без особого, впрочем, интереса.
– Пропал? Но ведь мы расстались не более пятнадцати минут назад. – Он достал из жилетного кармана часы и открыл крышку. – Точно. Пятнадцать минут назад. Я гулял по окрестностям. Хорошие земли.
Пятнадцать минут. Иными словами, она сумела перевернуть свою упорядоченную жизнь с ног на голову всего лишь за четверть часа.
Что же, это был приступ безрассудства. Больше ничего подобного не повторится.
А потом маркиз посмотрел прямо на Фебу.
Она ничего не сумела прочитать в его глазах. Хотя показалось, что он отвел их в сторону с некоторым трудом. Его лицо было напряженным. А ведь Драйден, несомненно, лучше умел скрывать свои чувства, чем она – опыта больше – поэтому она, на всякий случай, благоразумно опустила глаза.
– У вас зеленое пятно на рубашке, лорд Драйден, – сказала Лизбет. – Вы упали?
«Что-то Лизбет сегодня излишне внимательна», – сварливо подумала Феба.
– Я упал, – сухо подтвердил маркиз после короткой паузы, которую заметила только Феба.
Она не знала, говорит он прямо, или в его словах есть некий скрытый смысл, и решила, что, вероятно, отныне и впредь она будет в любой, даже совершенно безобидной фразе видеть тайное значение.
Теперь, после того, как ее поцеловал мужчина, у нее появилось ощущение, что кто-то разбил ее фарфоровую копилку, и теперь ей придется долго выбирать блестящие монетки из острых осколков.
Все направились к выходу с полянки. Только маркиз задержался и поднял что-то с травы.
– Что вы нашли, Джулиан? – спросила Лизбет. – Собираете букет для прекрасной дамы?
– Вовсе нет, – ответил Драйден и улыбнулся, чтобы отвлечь ее внимание. Беспроигрышный прием. Его улыбка неизменно завораживала дам, заставляла их забыть обо всем. А он тем временем спрятал в карман маленький пучок полыни.
Глава 14
Джулиан передал испачканную рубашку лакею, который взял ее, сохраняя бесстрастное выражение лица. Ему приходилось видеть одежду хозяина и в худшем состоянии.
У маркиза была в сундуке дюжина одинаковых рубашек. Будь это Маркварт, его лондонский камердинер, он бы не промолчал. Обязательно последовало бы какое-нибудь язвительное замечание. Но даже лакей позволил взгляду на какое-то время задержаться на лбу маркиза.
Джулиан повернулся к зеркалу.
Проклятье.
Он тяжело вздохнул. Что ж, бросок оказался великолепным и своевременным. Но оперативность требует жертв. Он потрогал небольшую темнеющую шишку, в которой только он и еще кое-кто могли узнать след жестких полей шляпы.
Джулиан признал, что выглядит как разбойник. И еще как дурак. Он чувствовал себя глупцом по многим причинам, хотя это качество никогда не было ему свойственно. Раньше. Но не теперь.
Ему следовало знать. Поцелуи – он узнал это из собственного опыта – изрядно осложняют жизнь, если, конечно, не являются частью необременительной плотской связи.
Он никогда и никого не целовал так, как эту учительницу. Он и не думал ее целовать. Но это показалось таким… необходимым.
Поцелуй, как и следовало ожидать, ничего не решил.
