Хотя, скорее всего, не стоит спешить с выводами. Не всё и не все таковы, каковы с виду. Это она хорошо усвоила.
– Вам нравится иметь много денег? – спросила она.
Виконт еще раз гулко хохотнул.
– Как же это может не нравиться?
– Лично я не могу сказать, что довольна тем, что имею. – Феба думала, что ее голос звучит немного таинственно. По крайней мере, она на это надеялась. Хотя это была не совсем правда. Она, определенно, была благодарна за то, что имеет. Но ей бы и в голову не пришло, к примеру, вернуть шляпку обратно.
Ей хотелось подвергнуть испытанию неповоротливые мозги белокурого гиганта, чтобы сделать вальс более интересным для себя.
Увы, вероятно, она позволила себе нечто слишком уж провокационное, и Уотерберн меланхолично замолчал.
Какое-то время Фебе было приятно кружиться по залу в объятиях красивого мужчины, слушать музыку в исполнении опытных музыкантов и ни о чем не думать. Но потом она краем глаза заметила Лизбет и маркиза, танцевавших неподалеку – они были потрясающей парой, идеально подходили друг другу. Воздушное платье Лизбет плыло за ней, словно утренний туман над влажной травой. Гости, расположившиеся в креслах у стены, взирали на них с искренним восхищением.
Довольна ли я тем, что имею? Нет, конечно. Это ложь – откровенная, наглая, неприятная. Она бешено завидовала Лизбет, на талии которой лежала рука маркиза. Он обнимал Лизбет, словно величайшую в мире драгоценность.
Феба резко отвернулась и уставилась на своего партнера почти с неприязнью.
Теперь ее щеки полыхали, а миндальный ликер в желудке взболтался. Возможно, активные круговые движения после трех порций спиртного были не самым разумным решением.
Виконт смотрел на нее в упор.
– Я никогда не знал никого, похожего на вас, мисс Вейл.
Феба вздохнула. Теперь она испытывала к нему чувство, граничащее с жалостью.
– Вероятно, это потому, что вы виконт, а я – школьная учительница, – предположила она. – А виконты, как правило, встречаются с другими виконтами, равно как с графами, маркизами и прочими аристократами, а не со школьными учителями.
Даже эта демонстрация здравомыслия показалась Уотерберну глубокой мыслью.
– Вы никогда не были замужем? – поинтересовался он.
– Мне двадцать два года, и, наверное, в моем случае еще рано употреблять слово «никогда».
Всякий раз, когда Феба что-то говорила, виконт начинал моргать, словно она одновременно чем-то светила ему в глаза. И каждый раз, прежде чем ответить, некоторое время думал. Он напоминал одну маленькую итальянку, девочку, с которой Феба когда-то занималась. Та сначала для себя тщательно переводила слова собеседника с английского на итальянский, а потом, сформулировав ответ на итальянском, с той же тщательностью выполняла обратный перевод. Поэтому не у всех хватало терпения дождаться ее ответа. Ясно, что у Уотерберна не было опыта общения с людьми, подобными Фебе. Ему нужен был Розеттский камень
[1], чтобы перевести язык простолюдинов на аристократический и обратно.
– Скажите, мисс Вейл, разве вы не хотели бы стать богатой, чтобы вас осыпали подарками и…
Она остановила его, дернув плечом. Просто ей захотелось, чтобы глаза его снова округлились, выражая потрясение ее манерами. Они так и сделали.
– А у вас есть поклонники?
Виконт расспрашивал ее так, как натуралист мистер Майлс Редмонд интервьюировал туземца. Создавалось впечатление, что он боится услышать ответ, подозревая, что он может поставить под вопрос все его существование.
– Им нет числа, – солгала Феба.
Пока Уотерберн обдумывал новую информацию, Феба, наконец, поймала взгляд маркиза.
Его глаза были спокойными и внимательными. Но потом он заметил ее, в них промелькнуло удивление, и почти сразу вспыхнул жаркий огонь. Феба многое бы отдала, чтобы суметь беззаботно тряхнуть головой, отвести взгляд и улыбнуться партнеру.
Но в тот самый момент, когда их взгляды встретились, Фебе показалось, что в нее ударила молния. Зал, казалось, опустел. Во всем мире не стало людей. Мужчина и женщина жадно всматривались друг в друга в поисках ответов на вопросы, которые даже ценой жизни не смогли бы сформулировать. Ответов не было, но они все равно не могли оторвать друг от друга глаз.
А потом Джулиану пришлось отвернуться, потому что он споткнулся.
Феба поморщилась. Это был редкий и секундный сбой. Ни один человек, если только он в этот момент не смотрел на Драйдена со всем мыслимым вниманием, ничего бы не заметил. Джулиан сделал два уверенных шага вперед, чтобы вернуться в ритм и догнать партнершу.
Все было бы нормально, если бы Лизбет не сделала два шага назад, чтобы приспособиться к его ошибке, не сводя с него сияющих глаз. Вынудив его сделать еще два шага назад, чтобы соответствовать движениям партнерши.
А Лизбет в то же самое время, стараясь исправить ошибку, сделала в точности то же самое. Еще раз.
Маркиз сделал неуклюжий выпад, чем-то напомнивший движения прыгуна в длину, чтобы не отдавить ноги Лизбет, что могло бы иметь весьма неприятные последствия.
Одновременно Лизбет, стараясь увернуться и не попасть ему под ноги, изо всех сил подалась влево.
В это время сила тяготения наконец решила взять дело в свои руки… и случилось то, что случилось. Происшествие быстро стало легендой.
Маркиз покачнулся влево, потом вправо, в то время как Лизбет топталась на месте, пытаясь удержаться на ногах. Но когда она тоже начала заваливаться на бок, маркиз принял отчаянное решение и отбросил от себя Лизбет – ради ее же безопасности.
И тут же всей своей тяжестью рухнул на пол.
Лизбет, отброшенная маркизом, вращаясь и кружась, пронеслась мимо Фебы, словно расплывчатое муслиновое колесо рулетки. Ее глаза и рот от шока округлились, словно блюдца.
Феба начала смеяться. Она хохотала до слез. Да, это было грубо… невежливо… невоспитанно, но сдержаться она не смогла. Миндальный ликер! Лицо Лизбет!
Кто-то подтолкнул Лизбет в противоположном направлении. Импульса хватило, чтобы она, так же, кружась, хотя и немного медленнее, вернулась к маркизу, который моментально вскочил на ноги, поймал ее и сразу продолжил вальсировать, словно ничего не случилось. Как будто все произошло так, как он планировал.
Феба могла наблюдать всю сцену благодаря своему массивному партнеру, в руках которого чувствовала себя игрушкой. Она, не отрываясь, смотрела на разыгравшееся действо, продолжая в это время вальсировать. Ей казалось, что если она собьется с шага, Уотерберн просто поднимет ее, встряхнет, чтобы ноги распутались, и поставит на место.
