Джулиан почтительно взял ее руку и обнял партнершу за талию.
– Начнем? – тихо спросил он.
И танец начался. Раз, два, три… Раз, два, три…
Странно, но им вовсе не казался нелепым этот медленный вальс на пустынном дворе. Биение их сердец, сверчки, шум дыхания, шорох одежды – все это стало единой волшебной музыкой. Время, казалось, остановилось.
– Теперь у вас есть опыт, мисс Вейл, и возможность сравнивать. Скажите же правду. Как, по-вашему, я танцую? Только имейте в виду, что катастрофа в бальном зале, это аномалия, случившаяся только по вашей вине. Причем вы смеялись! Тем самым вы ранили меня в самое сердце.
– Это была не моя вина! При чем тут я? И откуда вам известно, что я смеялась?
– Потому что я слышал.
О господи!
– Скажите, что это не было смешно, и я немедленно извинюсь. Скажите, что вы пострадали, и я раскаюсь. Просто… будь вы на моем месте… Если бы вы видели всю сцену со стороны… У Лизбет были такие круглые глаза…
– Ш-ш-ш. Только не надо опять смеяться. Очень хорошо. Согласен. Это было смешно. Пострадала только моя гордость. Итак, как, по-вашему, я танцую?
– Ну… танцуете вы, конечно, неплохо…
Джулиан улыбнулся.
– Чувствую, что будет продолжение.
– …но все же не так хорошо, как сэр Данди.
– Это невозможно, – твердо сказал маркиз.
– Я всегда стараюсь говорить правду, лорд Драйден. У сэра Данди есть некий особый шарм. В нем присутствует определенная изюминка. Мне трудно это объяснить. Возможно, дело в том, как он поворачивает голову или как плавно скользит по паркету, хотя, может быть и в том, как идеально сидят на нем панталоны.
– Вы тоже это заметили?
– Или все дело в темпе?
– Если мне не хватает темпа, я это компенсирую… подъемом. – С этими словами Джулиан приподнял партнершу. Когда ноги Фебы оторвались от земли, она подавила испуганный смешок.
Она почти ничего не весила. Или это его переполняла сила?
Оба почувствовали то, чего не могли выразить словами. И повисло молчание.
Джулиан подумал, что в жизни не совершал таких эксцентричных поступков. Да и желания подобного никогда не возникало.
Его движения стали медленнее. Он заглянул в глаза партнерши. Они были чистыми и глубокими, словно бездонные озера. Да, это штамп. Клише. Но удивительно подходящее. Феба тоже смотрела на партнера, и на ее лице застыло выражение, которое он никак не мог понять. Создавалось впечатление, что она старается его запомнить.
Раз, два, три. Раз, два, три.
Где-то неподалеку громко запел соловей.
– Скажите, мисс Вейл, как часто вы делаете именно то, чего вам хочется?
Раз, два, три. Раз, два, три.
Прошло несколько секунд, прежде чем она ответила.
– Я могу припомнить только один случай.
Джулиан надеялся, что она ответит именно так, потому что у него уже был готов следующий вопрос.
– Он имел место сегодня?
Кружение становилось все медленнее. Пауза затянулась, но, в конце концов, Феба все же ответила:
– Вполне возможно.
Мужчина и женщина продолжали медленно кружиться по двору, и объятия их становились все теснее. Словно какая-то невидимая нить притягивала их друг к другу с каждым па вальса.
– А что бы вы хотели сделать сейчас, мисс Вейл?
Вопрос звучал одновременно нежно и требовательно.
Джулиан сразу почувствовал ее напряжение и шумно вздохнул. Он испытывал жгучую потребность знать о ней все. На этот раз он обнаружил, что она пахнет душистым мылом и сладостью. Вероятно, это лаванда, которой было проложено ее платье, хранившееся в сундуке, когда она не вальсировала по пустынному двору в лунном свете.
– Так не честно, лорд Драйден. Я не могу ответить на ваш вопрос. Слов не хватает. Вы не должны задавать такие вопросы.
Теперь они почти прижимались друг к другу. Его щека почти касалась ее щеки. И это казалось удивительно правильным. Феба почувствовала дыхание мужчины, ровное и теплое, и закрыла глаза. Она была переполнена ощущениями. Ее окутал запах сигар и чистой одежды, она чувствовала прохладу его щеки и мягкое прикосновение его бакенбард к своей нежной коже.
Она первой остановилась.
Джулиан все еще сжимал ее руку. Другая его рука лежала на ее талии. Вальс мог начаться снова в любой момент. Они смотрели друг на друга и тихо дышали в унисон. Вдох-выдох, вдох-выдох.
– А вам не любопытно, что я бы хотел сейчас сделать?
– По вашему утверждению сегодня утром, вы всегда знаете, что намерены сделать.
– В общем, да, – согласился Джулиан едва слышно. – Впрочем, данный момент – не исключение. – Теперь он шептал ей прямо в ухо. – К примеру, сейчас мне хочется сделать это…
Одного только хриплого шепота и теплого дыхания было вполне достаточно, чтобы у Фебы по всему телу побежали мурашки, а соски стали болезненно твердыми. Но когда он коснулся мочки ее уха языком, а потом жадно поцеловал нежное местечко за ухом, она забыла, что надо дышать. Из ее горла вырвался лишь один сдавленный звук: ох.
Она опустила голову на плечо мужчины. Теперь ее губы были совсем рядом с его шеей. Если она их раздвинет, то сможет попробовать на вкус его кожу.
– …и это. – Его язык стал аккуратно исследовать ушную раковину.
Феба зажмурилась, дрожа от удовольствия.
– Знаете, мисс Вейл, а вы довольно сильно сжимаете мою руку.
– Дьявол. – Было странно смеяться, когда тело переполнено новыми неизведанными ощущениями.
– Разве? – В его голосе звучало нарочитое удивление и смешинки. – Ну это вряд ли. Мне кажется, небеса вот-вот обрушатся мне на голову.
– С чего бы это?
– Да, кстати, – его голос был низким и с отчетливой хрипотцой. – Сейчас вы тоже можете сравнить меня с сэром Данди. Кто из нас лучше? Он заставил вас смеяться, мисс Вейл?
– Нет. И его язык никогда не приближался к моему уху.
– Значит ли это, что мой язык заставил вас смеяться? – Маркиз старался выказать оскорбление. – А вовсе не мое остроумие? Вообще-то, с помощью языка я хотел не рассмешить вас, а возбудить. Хотя, это хорошо, что его язык не приближался к вашему уху. Иначе мне пришлось бы застрелить сэра Данди.
– Едва ли это было бы честным поединком, – пробормотала Феба. – Не думаю, что он сумеет проявить чудеса ловкости и быстроты в таких панталонах.
Феба говорила, уткнувшись лицом маркизу в грудь, потому что в какой-то момент оказалось, что он обнял ее, привлек к себе и теперь нежно гладит по спине – там, где заканчивались кружева платья, а кожа была обнажена и необычайно чувствительна из-за прохладного ночного воздуха.
