Феба понимала, что не может сделать то же самое. Зато она может уехать в Африку.
Она на ощупь, как могла, привела в порядок платье.
– Спокойной ночи, – твердо заявила она.
Его руки, все еще протянутые к ней, опустились. А лицо стало непроницаемым.
Она причинила ему боль. Точнее, уязвила его гордость. Такая рана не смертельна. В этом она не сомневалась.
Сами виноваты, лорд Драйден.
– Как скажешь, – тихо сказал он.
Если бы маркиз сказал бы еще хотя что-нибудь, кто знает, возможно, она бы осталась. Если бы он только попытался. Но было ясно, что для него существует только один возможный вариант. Она – в одном доме, Лизбет в другом.
Чувствуя, как сердце разлетелось на мелкие осколки, Феба усмехнулась и покачала головой. Так она всегда выражала свое разочарование в ученице.
Потом она развернулась и побежала по двору, прислушиваясь к звуку собственных шагов.
Глава 18
Фебу разбудила служанка, разводившая огонь в камине. Занятая своей обычной работой девушка заметила, что гостья проснулась и улыбнулась ей через плечо.
Феба посидела в постели несколько секунд и снова упала на подушку. Как выяснилось, зря. Голова была тяжелой, словно булыжник, если, конечно, булыжник может пульсировать болью.
Учитывая ночные события, она с некоторым удивлением обнаружила, что лежит на кровати в доме Редмондов. По законам жанра она должна была сейчас стоять на дороге, босая и в лохмотьях, и взирать на тыкву и четырех мышей.
– Вам записка, мисс Вейл.
Надежда – предательница! – заставила ее вскочить и со всех ног броситься к подносу, на котором лежало послание. И тут же Феба остановилась, потому что к горлу подступила тошнота. Надо дать возможность желудку успокоиться.
Печать была незнакомой. Феба осторожно вскрыла послание и прочитала. Потом прочитала записку еще раз и недоуменно уставилась на свое отражение в зеркале.
Похоже, волшебная сказка получила продолжение.
«Мы будем счастливы, если вы приедете к нам в Лондон, мисс Вейл. Мы намерены устроить праздник – будет два бала и вечеринки. Не беспокойтесь относительно платьев. У нас их много. Пожалуйста, соглашайтесь. Можете взять с собой кота.
С большой любовью, Мария и Антуанетта».
С большой любовью? Они не стесняются в выражениях, эти две юные феи.
Феба снова в растерянности взглянула на текст письма. Подобных сказок она еще никогда не читала и понятия не имела, как ей быть. Прецедента не было.
За завтраком она оказалась наедине с Лизбет. Обстановка была домашней. Блюда расставили не на буфете, а прямо на столе, в знак того, что большинство гостей уже уехали. Яйца, копченый лосось, гренки, джем, кофе.
– Что-то не так, Феба? У тебя такое забавное лицо. – Она понизила голос. – Может быть, мне не стоит есть копченую рыбу? Тебе нужна ночная ваза?
Феба подняла глаза на Лизбет. Счастливая девочка. Ее личико никто и никогда не назовет забавным.
– Нет, с рыбой все в порядке. Дело в том, что сестры Силверторн пригласили меня к себе в Лондон. Чтобы вместе посещать балы и вечеринки.
Лицо Лизбет застыло.
– Но… я поеду к сестрам Силверторн в Лондон. Папа и мама разрешили мне остаться у них на две недели, потому что мама отправится к своей кузине в Девоншир. В Лондоне будет только папа. Это меня они пригласили.
– Значит, они пригласили нас обеих. – Феба попыталась улыбнуться бесстрастно.
Лизбет тоже хотела улыбнуться, но попытка оказалась неудачной. Улыбка больше походила на гримасу. Она принялась активно размешивать чай ложечкой.
– Значит, ты будешь посещать те же балы и вечеринки, что и я? – В ее голосе возмущение смешивалось с недоумением.
– Не знаю. Ты обычно бываешь на тех же мероприятиях, что и сестры Силверторн?
– Конечно.
– Значит, будем посещать их вместе, – сказала Феба и улыбнулась. Она ожидала, что это утро омрачит серая дымка разочарования, но, вопреки всему, обнаружила, что искренне наслаждается явной неловкостью Лизбет.
Та очень аккуратно положила ложечку на стол – в точности на то место, где ей надлежало быть. Создавалось впечатление, что ей хочется сделать то же самое с Фебой – поставить ее на место.
– Знаешь, они немного… порывисты и склонны к поспешным действиям. Я говорю о сестрах Силверторн.
«Разумеется, знаю». Неожиданно для самой себя Феба ощутила азартный восторг.
Она не ответила, и на некоторое время воцарилась тишина.
– А если ты станешь бывать на балах, то будешь там… танцевать?
«Нет, держать твой ридикюль».
– Вероятно.
Лизбет уставилась на нее широко открытыми глазами. Она явно старалась перевести Фебу из разряда платных компаньонок, школьных учительниц, прислуги, которой отдают приказы, но иногда проявляют великодушие, в группу людей, которые получают приглашения на те же балы, что и она. Но ведь их миры параллельны. Они не могут пересечься. Для Лизбет это был закон природы.
«Я останусь школьной учительницей, по крайней мере, в мыслях, до конца своих дней», – подумала Феба.
– Буду рада встретиться с тобой в Лондоне, – наконец сказала Лизбет. – Это будет здорово. Но есть ли у тебя подходящая одежда?
Она окинула Фебу взглядом, казалось, разглядев каждую нитку ее изношенного платья, слегка пожелтевшие кружева на воротнике и даже небольшую потертость на подоле. На ее красивом лице отразилась презрительная жалость, секундой позже сменившаяся вежливой симпатией.
Феба подумала, что все эти взгляды и выражения, скорее всего, всегда были в арсенале Лизбет, но та их никогда не использовала, по крайней мере, по отношению к ней. Весьма эффективно, надо признать. Все Редмонды обладали способностью устрашать и осуждать, что выражалось едва заметным движением бровей или специфическим взглядом.
Но характер Фебы был выплавлен в особой печи. Она вздрогнула, но не сломалась.
– Мне сообщили, что я могу не беспокоиться об одежде, – ровным голосом сказала она.
– Все беспокоятся об одежде, когда едут в Лондон, – серьезно заметила Лизбет.
В это время в комнату зашел Джонатан, с шумом рухнул на стул, схватил серебряный кофейник, прикрыл глаза и стал лить кофе в чашку.
Он все лил, лил и лил.
Кофе перелился через край чашки, быстро наполнил блюдце и начал растекаться по скатерти безобразным пятном. Джонатан, казалось, заснул.
– Джонатан! – взвизгнула Лизбет.
Он открыл глаза, отставил в сторону кофейник и с недоумением уставился на испорченную скатерть.
