Можно без преувеличения сказать, что в «Уайтсе» застыли все. На полуслове прекратились беседы. Кто-то замер, не донеся стакан до рта. Все взгляды были прикованы к Джулиану и коту.
Маркиз спокойно прошел мимо остолбеневшего Уотерберна туда, где сидел Джосайя Редмонд, который тоже пребывал в ступоре.
Нанесенные котом раны болели все сильнее. Проклятая зверюга.
В воцарившемся гробовом молчании его голос показался очень громким.
– Примите мои глубочайшие и искренние извинения, Редмонд, но я вынужден перенести нашу встречу. У меня очень важное дело, которое я не могу отложить. – И Драйден кивнул на кота, словно это было вполне достаточное объяснение.
– Конечно, – через несколько секунд ответил Редмонд. Коту. Не маркизу. Джосайя сидел, и его глаза находились на одном уровне с зелеными глазами кота.
Маркиз чувствовал ветерок, создаваемый движениями кошачьего хвоста.
Редмонд наконец сумел поднять глаза на маркиза. Его брови были слегка нахмурены. Но Джулиан не сомневался, что на его лице застыло высокомерное и непроницаемое выражение, которое отбивает у людей охоту задавать вопросы. Даже у таких уверенных в себе людей, как Джосайя. Это выражение подразумевало, что все его действия заведомо правильны и обоснованны и имеют разумную цель.
По крайней мере, он пока еще владел собственным лицом.
Джулиан поклонился, слегка придавив кота.
У него было еще одно дело.
Все гости клуба следили, синхронно повернув головы, как маркиз Драйден впервые остановился у книги записей пари. Он переложил кота под мышку, и свободной рукой открыл книгу. Первое пари, привлекшее его внимание, было неожиданным:
«Лорд Лэнсдаун спорит на пять тысяч фунтов с лордом Кэллоуэем, что добьется руки мисс Оливии Эверси еще до конца года».
Только глупцы и мазохисты могут заключать пари на что-либо, касающееся Оливии Эверси.
Пари было новым, заключенным всего днем раньше.
Маркиз перевернул страницу и сразу нашел то, что искал.
«Лорд Уотерберн спорит на двести фунтов с сэром Данди, что М.В. получит прозвище еще до истечения двух недель.
Сэр Данди спорит на пятьсот фунтов с лордом Уотерберном, что М.В. начнет получать цветы еще до истечения двух недель.
Лорд Уотерберн спорит на две тысячи фунтов с сэром Данди, что в течение двух недель из-за М.В. состоится дуэль».
Первые два пари были отмечены, как урегулированные.
Что еще за М.В.? О господи… мисс Вейл.
Ее успех стал результатом аристократического каприза. Это был способ весело провести время для двух скучающих повес, которые получали доход от ее тяги к красоте, желания стать где-нибудь своей. Уотерберн с успехом использовал стратегию «нового платья короля».
Лондонское общество не простит унижения, если уловка раскроется.
«Меня бы не осенило вдохновение, если бы не ты». Так сказал Уотерберн на балу у Редмондов. Значит, это все его вина. Маркиз Драйден всегда являлся объектом повышенного внимания, и в момент слабости обратил часть этого внимания на Фебу. Что он слышал в «Уайтсе» после возвращения в Лондон? Данди и Уотерберн говорили что-то о букетах… о доказательствах… Дай бог памяти…
«Попросим девочек подтвердить».
Джулиан устало закрыл глаза. Значит, сестры Силверторн все знают, и пригласили Фебу в Лондон с определенной целью.
Несколько секунд маркиз стоял без движения в притихшем клубе, потрясенный легкомысленной порочностью скучающих представителей высшего общества. Кошачий хвост ритмично стучал по его ребрам.
Драйден медленно обернулся и устремил на Уотерберна и Данди такой суровый взгляд, что от него, вероятно, завяли все оставшиеся листья на деревьях до самого Холланд-парка.
Взгляд кота был не менее суров.
– Интересные пари, Уотерберн.
Виконт вздрогнул, но справился с собой и всем своим видом изобразил скромную невинность.
– Не люблю скучных пари.
Джулиан успокоил себя мыслью, что идея о дуэли абсурдна. Представители высшего общества нередко вели себя, как бараны, но он не мог себе представить никого, достаточно смелого или достаточно скучающего, чтобы стреляться из-за Фебы Вейл. И уж точно не в течение столь короткого двухнедельного срока.
Тогда ее репутация безвозвратно погибнет.
Но она уедет.
Маркиз уставился на Уотерберна с нешуточной угрозой, которую не стал облекать в слова. Он хотел довести эту угрозу до сознания белокурого увальня, заставить его ощутить ее всем существом, каждой клеткой его массивного тела. Представив сияющее лицо Фебы, ее веселый смех, он мысленно вознес небесам молитву. Он никогда не молился.
Потом маркиз развернулся и вышел из клуба. Кошачий хвост продолжал работать. Он задел руку лакея, который спешил мимо с подносом.
– Какой мягкий, – сказал тот и улыбнулся.
Как только за Драйденом закрылась дверь, присутствующие задвигались и зашумели. Уотерберн придвинул стул к столику, за которым сидел Данди, и оседлал его, сложив руки на спинке.
– Как ты думаешь, – задумчиво спросил он, – почему ленточка синяя?
– Мне кажется, это цвет его семейного герба.
– Возможно, это намек на верность?
– Зачем вообще он приволок этого кота?
И приятели принялись обсуждать маркиза с энергией заговорщиков, строящих козни против короны.
Глава 25
Джулиан не мог пешком вернуться в свой городской дом, который был ближе к «Уайтсу», чем дом Силверторнов, и не мог отправиться к ним, где до сих пор оставался его конь, из-за Лизбет, которую бросил, устремившись на поиски кота, он махнул рукой извозчику и устроился в экипаже.
Он все перепутал в своей жизни. В его голове постоянно царил хаос. Но, в сущности, все было очень просто. Он хотел оказаться наедине с Фебой, возвращая ей кота. Все остальное не имело значения. При этом Джулиан изнывал от нетерпения, поскольку даже на расстоянии чувствовал ее страдания – словно мучился сам.
Поэтому он не стал обращать внимания на любопытную ухмыляющуюся физиономию кучера.
– Пять фунтов за две поездки. Заплачу, когда вернусь в свой городской дом.
Кучер, окинув клиента оценивающим взглядом, отметил дорогие сапоги, слегка попорченную одежду, кота, и неуверенно заерзал, заметив выражение лица пассажира.
Его ухмылка исчезла.
– Как скажете. Только пусть зверюга не писает в моей коляске.
Вот так. О такой возможности Джулиан даже не подумал.
– Бьюсь об заклад, в этой коляске случалось и худшее, – буркнул он.
