– Нет. Не так.
– Только так. Или никак.
Неожиданно Джулиан перекатился на спину, но увлек Фебу за собой, так что она оказалась сверху. Он обхватил ее обеими руками и крепко прижал к себе, давая ей возможность осознать, что она в его власти. Что он здесь главный. И не важно, как сильно он ее хочет.
– Я хочу заняться с тобой любовью.
Феба тряхнула головой, хватая ртом воздух.
– Нет.
– И я хочу, чтобы ты занялась со мной любовью.
Некоторое время было слышно только порывистое хриплое дыхание.
– Нет, – снова прошептала Феба, теперь борясь со слезами.
– Боюсь, у тебя нет выбора, – пробормотал он почти с сожалением, и было неясно, к кому он обращается, к ней или к самому себе. – Нет выбора.
Последние слова Джулиан прошептал ей прямо в ухо, опалив кожу жарким дыханием. Он принялся гладить ее волосы – примерно так же он гладил, успокаивая разъяренного Харибду. Он едва касался кончиками пальцев шелковистой кожи – снова и снова, будто играл на арфе. Тело Фебы дрожало от напряжения, но мужчина был неумолимо мягок, беспощадно нежен и обольстителен. Он осторожно касался ее тела кончиками пальцев и губами, словно показывая, какие части тела его больше всего восхищают, и какое удовольствие она может испытать от одних только его прикосновений. Поцеловав ее веки, Джулиан почувствовал вкус соли. Вот, что случается с яростью, когда с ней вступает в борьбу нежность. Она растворяется.
Наконец Феба расслабилась. Она закрыла глаза, и Джулиан заметил дрожащие на ее ресницах слезы, которые он поспешил стереть поцелуями. Ее дыхание все еще было порывистым, но неистовая ярость покинула ее, уступив место страстному желанию. Это привело Джулиана в восторг. Он понял, что теперь сможет получить ее.
Он тронул кончиком языка ее ушко, погладил тело, прижал женщину к себе. Как же он хотел ее!
А потом она снова нашла его губы своими. Но теперь это было мягкое, робкое касание. Извинение. Прелюдия. Обещание.
Поцелуй все длился, становился глубже и постепенно превратился в способ соединения, слияния двух тел в одно.
Феба наконец прервалась и уткнулась лицом ему в подбородок.
– Мне страшно, – прошептала она. Джулиану показалось, что она сама удивилась, произнеся эти слова вслух.
Он знал, чего ей это стоило, и понимал, что она имела в виду. Она не боялась отдаться. Ей было страшно потерять себя, починиться другому человеку – кому угодно, открыться для новой боли.
Ему тоже было страшно. Феба оказалась единственной из всех его знакомых, кому хватило смелости признать это.
– Со мной ты в безопасности, – сказал он, не кривя душой.
Она немного подвинулась и стала целовать его шею и плечи жадным ищущим ртом, слизнула капельку пота на груди. Сдвинувшись еще ниже, она помогла Джулиану избавиться от рубашки, которую, не глядя, отбросила в сторону, испугав Харибду. Кот возмущенно мяукнул, а Феба рассмеялась.
Она поцеловала синяк у Джулиана на лбу, каждую царапинку, оставленную когтями кота, тонкий белый шрам – метку войны. Сместившись ниже, она спустила его панталоны, и фаллос – большой и твердый – почти радостно вырвался на свободу. Она потянула одежду вниз, обнажив узкие бедра. Джулиан, как мог, помогал, но все равно потребовалось время, чтобы окончательно избавить его от одежды. Его бедра были твердыми, словно дерево, между ними курчавились темные волосы, а с внутренней стороны, где волосы не росли, кожа казалась потрясающе мягкой и белой. И ей безумно захотелось коснуться этого места губами. Раздвинув его колени, она приникла к нежной коже поцелуем.
– Да, – прохрипел Джулиан.
Феба стала покрывать нежное местечко поцелуями и касаться его языком, и через несколько мгновений Джулиан уже едва дышал. Его жезл ритмично пульсировал.
– Пожалуйста, – с трудом выдавил он, – прошу тебя, поцелуй его.
Феба провела языком по всей длине фаллоса, и Джулиан застонал. Это был низкий утробный звук, будто от невыносимой боли. А потом она сомкнула губы вокруг его вздыбленной плоти.
Джулиан шумно вздохнул, бормоча ругательства вперемешку со словами благодарности и просьбами, вроде «сделай это еще раз». Его бедра не переставая двигались. Он выгибался ей навстречу. Голова откинулась назад.
Феба была восхищена горячей бархатной силой его мужского естества, она упивалась своей властью над мужчиной, способностью дать осторожному, сдержанному человеку такое сильное наслаждение, что он теряет голову.
– Потрясающе… Феба… еще… – бормотал он, порывисто дыша.
Неожиданно он резко приподнялся на локтях и уставился на Фебу широко открытыми глазами. Секундой позже она уже лежала на спине, придавленная его телом.
Он опустил голову, чтобы накрыть ее губы поцелуем, а его фаллос оказался как раз у входа в расселину.
– Обхвати меня ногами, Феба.
Она так и сделала, и Джулиан наконец ворвался в нее. Она негромко ахнула, почувствовав боль, и тихо застонала, потому что на смену боли почти сразу пришло восхитительное чувство наполненности.
– Держись за меня, дорогая.
Ей не надо было повторять. Джулиан начал двигаться, и Феба поняла, что он старается проявлять деликатность, продлить наслаждение, быть с ней осторожным. Но его глаза горели огнем завоевателя, эгоистично, волнующе и пугающе. Он нуждался в ней. Теперь он был во власти желания, и подчинился ему, смирившись с тем, что больше не может себя контролировать. Его подгоняла вся неудовлетворенность, все ограничения, существовавшие в его жизни до появления в ней Фебы. Он погружался в нее снова и снова, и она двигалась ему навстречу, прижимаясь к нему, растворяясь в нем. Движения Джулиана стали быстрее, дыхание тяжелее. Его тело, казалось, вибрировало от напряжения.
Ее ногти глубоко вонзились в кожу его рук, но ни он, ни она этого не заметили. Феба почувствовала, что в ней что-то происходит, поднимается какая-то волна, которая вот-вот ее захлестнет. Она прижалась к нему сильнее, ощущая, что разрядка близка.
– Я… Джуль…
Она выкрикнула его имя и забилась в судорогах страсти. Джулиан на мгновение замер, его крупное тело сотрясалось от безумного наслаждения, и он излил в нее свое семя.
Они лежали рядом молча. На разгоряченных телах постепенно высыхал пот. Огонь в камине шипел, постепенно угасая. Харибда в кресле тихо спал.
Но руки Джулиана оставались в движении. Он гладил нежное женское тело, исследовал его, дарил покой. А когда она снова задрожала под его руками, его прикосновения стали возбуждающими. Феба и думать не могла, что можно испытывать столь сильное чувственное наслаждение от одного только касания мужских рук.
Джулиан накрыл руками ее груди и ткнулся носом в плечо. Феба сразу же повернулась в его объятиях и потянулась к его губам. Она открылась для него, желая отдать всю себя, а взамен получить его. Поцелуи казались ей путешествием во времени, не имевшим ни начала, ни конца. В его объятиях время не имело значения, как и весь остальной мир. Главное – он был рядом.
