– Потому что, Феба, я знаю о перчатках.
Феба испытала настоящий шок. Она виновато покосилась на свой сундук, в котором они лежали, потом на Джонатана.
– Я не понимаю.
Он невесело улыбнулся.
– Мы были вместе, когда Лайон их покупал. Он так тщательно их выбирал. Это очень много для него значило. Но Оливия отвергла подарок. – Имя Оливии он произнес с презрением, пожалуй, даже с ненавистью. – А теперь я вижу, он подарил их вам. Нет, не надо объяснять, при каких обстоятельствах вы их получили. Он говорил, что вы – хороший человек. Понимаете, никто по-настоящему не знал Лайона. Только я. И он почти никому не доверял. Кроме меня. Он доверял мне, по крайней мере, иногда. И еще: можно назвать лишь очень немногих людей, которых он уважал и ценил. Вы – одна из них. А он никогда не ошибался. И ради моего брата, который кое-что знает о запретной любви, я решил, что должен сообщить вам о Драйдене.
Феба никак не могла осознать услышанное.
– Но как же Лизбет? Ваша семья должна меня ненавидеть.
– Кстати о Лизбет. Мой отец отослал ее к очень дальней родственнице во Францию, где она проведет некоторое время в монастыре. Он, разумеется, не в восторге от вас и маркиза, но потрясен поступком Лизбет. Она ведь член нашей семьи. Она Редмонд. – В его глазах мелькнули смешинки. – Он – очень сложный, неоднозначный человек – мой отец.
По мнению Фебы, он пугающий человек, скорее, даже вселяющий ужас.
Ее руки и ноги стали ледяными.
В Джулиана стреляли.
Она сжала кулаки и ударила по кровати, потом еще раз. Она с трудом дышала, и воздух обжигал легкие. Феба ненавидела себя за трусость. Если он умрет… Страх стиснул горло ледяной рукой.
Она взглянула на Джонатана, который терпеливо ждал, глядя на нее с очевидной симпатией. Он был явно привычен к всяческим театральным представлениям. И его сестра – Вайолет Редмонд.
Феба подумала: он будет прекрасным человеком. Именно его стоицизм вернул ей спокойствие и помог взять себя в руки.
– Спасибо, Джонатан, – сказала она. – Вы отвезете меня к нему?
Тот повернулся к двери.
– Для этого я и здесь. Пошли.
Она вбежала в дверь вслед за Джонатаном и прищурилась, ослепленная ярким светом.
Тепло и веселье, царившее в «Свинье и свистке» показались ей кощунством. Ведь в это самое время Джулиан в соседней комнате истекает кровью, может быть, умирает.
– Где…
Джонатан молча указал на дверь за буфетной стойкой, возле которой стоял мужчина, которого она узнала. Капитан Чейз Эверси. Он не был похож на своего брата Колина, но все же это, безусловно, был он. Феба не была уверена, что он помнит ее имя.
Мужчина преградил дверь и холодно взглянул на Джонатана. И встретил его горящий взгляд.
– Это женщина, о которой говорил Драйден, – резко сообщил Джонатан.
Результатом стали удивленно взлетевшие брови.
– Он сказал, что ты его не любишь, – ровно проговорил он. Фебе показалось, что это проверка.
– А ты как думаешь? – прошипела она.
Чейз внимательно всмотрелся в ее лицо, потом уголки его губ дернулись, он распахнул дверь и жестом предложил ей войти.
Феба остановилась в дверях. Она всегда считала себя храброй, но сейчас пребывала в жутком первобытном ужасе. Глубоко вздохнув, она подняла глаза.
О, спасибо тебе, Господи. Он жив. И в целом довольно неплохо выглядит. Джулиан, обнаженный до пояса, с забинтованным плечом, полулежал, откинувшись на подушки, и потягивал из фляжки виски. Повернув голову, он увидел ее. Феба была уверена, что он перестал дышать. Такими глазами можно смотреть только на святыню.
– Обязательно надо было позволить себя подстрелить? – осведомилась Феба. Ей показалось, что ее голос звучит глухо, словно из-под воды.
Ему потребовалось время, чтобы обрести дар речи.
– Определенно, да. Потому что ты здесь. Если, конечно, не завернула сюда случайно, чтобы попрощаться со знакомыми по пути в Африку.
И помещение сразу наполнилось столь сильными эмоциями, что их можно было увидеть – они вспыхивали, как фейерверки. Даже Чейз Эверси что-то заметил и попятился.
Снова воцарилось молчание.
Чейз неуверенно кашлянул.
– Мы, пожалуй, оставим вас вдвоем.
На него никто не обратил внимания. Мужчина вышел из комнаты и плотно закрыл за собой дверь.
Феба еще раз посмотрела на раненого и смирилась с поражением. Она рухнула рядом с ним на колени и закрыла лицо руками. Ее плечи сотрясались от рыданий.
– Боже, я думала…
Джулиан слегка переместился и погладил ее по голове.
– Тише, не надо плакать, все в порядке.
– Ты выживешь? – Она посмотрела на него сквозь пальцы, не отрывая рук от лица, и получила ответ. По правде говоря, он выглядел совсем неплохо – разве что был бледен. Теперь, оказавшись рядом, Феба увидела кровь, медленно проступающую сквозь повязку. У нее закружилась голова, и она снова закрыла глаза.
– Выживу? Думаю, я уже умер и попал в рай. Ведь ты рядом.
Феба чувствовала, как по щекам текут горячие слезы, и тщетно старалась с ними справиться. Иногда это настоящее проклятье – быть женщиной. И довольно часто. Хотя, если занимаешься любовью с таким мужчиной, как маркиз, это благословение свыше.
– Пожалуйста, не плачь. А то мне становится больнее.
Она улыбнулась и вытерла слезы.
– Очень больно?
– Когда протрезвею, станет ясно. Они привели сюда викария, такого высокого красивого мужчину, я только не запомнил его имени.
– Мистер Силвейнус.
– И, знаешь, странно, но, могу поклясться, что боль стала меньше, когда он прикоснулся к моей руке.
– Думаю, божий человек и фляжка виски поработали над этим вместе.
Джулиан тоже улыбнулся.
– Наверное, ты права.
Последовала еще одна пауза.
– Но я совершенно точно умру, – серьезно сказал он, – если ты опять уйдешь. Просто будь рядом.
– Джуль… Я проявила непростительную трусость, но ты же все время знал, что мне страшно. Я люблю тебя.
– Знаю, – так же серьезно проговорил он. – Считай, что ты прощена.
Феба почти удивилась, что он тоже не сказал, что любит ее. Почти. Она немного подождала, но признания так и не последовало. Ну ладно.
– Ты был прав во всем, что касается меня, – в конце концов, сообщила она.
– Ты тоже. Относительно меня.
– Но ведь мы не могли быть правы оба.
– И все же, так оно и есть, моя дорогая школьная учительница. Я так тебя люблю, что не могу выразить это словами. Я никогда в жизни не говорил ничего подобного ни одной женщине, потому что никогда никого не любил. Совершенно ясно, что я не смогу жить без тебя. И с этим ничего нельзя поделать. Можно разложить всю свою жизнь по разным полочкам, но я никогда не смогу опять вести себя нормально и никогда не избавлюсь от телесной раны, если не буду знать, что ты моя, только моя, отныне и навсегда. Я хочу…
