– Расскажите нам о ней в мельчайших подробностях, даже о таких мелочах, что сами посчитаете незначительными. А уж я посмотрю, насколько эти мелочи значимы, – велел Василий, начав тщательный осмотр комнаты.
– Ой, Мария Элеонора была, то есть… надеюсь, что и есть, настоящим чудом! Что это была, то есть…
– Мы все поняли! – подбодрил Василий.
– Ну да… Начитанная, умная, интеллигентная, в меру гордая, умела держать дистанцию. Но никогда не позволяла себе истерик и уж тем более хамства!
– Да, это она, – кивнула Яна. – Я имела честь быть с ней знакомой.
– Прелестно! Очень прелестно! – захихикал Юрий Юрьевич. – Я гордился, что оперирую княжескую особу! Даже думал, уже будет «голубая» кровь, но кровь у Марии Элеоноры Штольберг оказалась самая обычная – красная.
Чувствовалось, что шутил Юрий Юрьевич часто и всегда не очень умно.
– Да, кровь у всех одинаковая… – задумчиво протянул Василий Николаевич и высыпал содержимое мусорного ведра на паркетный пол.
– Вы даже мусор просматриваете? – удивился пластический хирург.
– Мы просматриваем все, – ответил Лебедев. – Вы отвлеклись, кстати, от самого главного – я насчет операции. Что вы делали княгине?
– Врачебная тайна… – замялся Юрий Юрьевич.
– Какая, к черту, тайна?! Мы же должны знать, что вы с ней сделали! Ведь не аппендицит вырезали? Вы могли изменить внешность, как же тогда мы будем ее искать? – недобро глянул на хирурга Василий.
– Я не подумал, простите. Нет, княгиня не просила изменить внешность, это правда. Да это было бы кощунством, ведь черты ее лица идеальны.
– И это верно, – согласилась Яна, глядя, как следователь кладет что-то себе в карман. – Черты лица у Марии классические, ни убавить, ни прибавить.
– Но сейчас же все женщины ударились в увеличение главного органа на лице – губ! – подал голос Лебедев, выдвигая подряд все ящики в столе.
– А я всегда думала, что главный орган на лице у человека – глаза, – возразила Яна.
– Так это у человека! А сейчас-то мы говорим о женщине, – ответил Василий, за что Яна и запустила ему в спину первым попавшимся предметом – букетом подсохших роз.
– Цветкова, я шучу! – вжал голову в плечи следователь.
– Со мной даже шутить так не следует, – ответила она и вопросительно посмотрела на хирурга: – Только не говорите, будто княгиня делала что-то с фигурой. Она у нее тоже в полном порядке.
– Я не изменил ей черты лица, я омолодил ей лицо, – наконец сдался Юрий Юрьевич.
– Круговая подтяжка? – переспросила Яна.
– Неважно, какая. Вот возьмите ее фотографии и минус восемь – десять лет и получите ее новый облик.
– А вот иногда делают фотографии до и после, чтобы потом сравнить результаты операции, – проявил чудеса познания работы пластических хирургов следователь Лебедев.
– Делают… – усмехнулся хирург. – «До» у меня есть, а вот «после» не успели сделать. Устроит вас такой ответ?
– Устроит… – Василий продолжал миллиметр за миллиметром осматривать комнату.
Делал он это настолько профессионально, что Яна даже не пыталась прорваться к нему в помощницы, чтобы не помешать ненароком.
– А теперь – все, о чем она говорила. Сплетни, намеки, что-то о мужчинах, о женщинах… Все! – внимательно посмотрел на Юрия Юрьевича следователь. – И помните: это вы делаете не из праздного любопытства, а, возможно, спасаете ей жизнь.
– Я понял. – Директор клиники побледнел, закрывая рот весьма морщинистой рукой (в отличие от омоложенного лица).
Яна только головой покачала. Она уже поняла, что «номер мертвый», так как хорошо знала Марию. Никогда бы та не позволила себе сплетен, интриг, намеков. Тем более с незнакомыми людьми в клинике. Как она подумала, так и вышло.
Юрий Юрьевич крепко задумался, затем покачал головой.
– Ни о чем таком мы не говорили. Она и словом не обмолвилась о семье, о личной жизни тем более… никаких намеков.
– Ну о чем-то вы ведь говорили?! – не верил Лебедев.
– Успокойся, Вася, она – не я, Мария Элеонора действительно держит рот на замке, – заступилась Яна.
– Мы говорили об операции, чего она ожидает от нее и что я могу гарантировать… Говорили о музыке, об искусстве… Фи, она была настолько интеллигентной женщиной, что мы не говорили даже о политике! А в мои полномочия узнавать, с кем она спит или ради кого все делает, не входило и не входит. Вот если бы она попросила что-то неординарное, противоречащее здравому смыслу, я бы отказался. И не смотрите на меня так! Знаю, что вы думаете. Мол, ты бы отказался, как же! Из-за денег кого угодно будешь оперировать! А вот и нет. Я достаточно обеспечен, я – хороший врач, и у меня приличная репутация. Рисковать ею даже ради прихоти чешской княгини я бы не стал! Но она просила то, что ей было показано. Возрастные изменения лица имелись, и их реально можно было устранить. Какие ко мне претензии? Вы даже мне плохую охрану пациентов предъявить не можете.
Ее не у меня в клинике выкрали, она сама сюда пришла и вышла по собственной оплошности. А уж за то, что с княгиней случилось после ухода, вне клиники, я ответственности не несу! – брызгал слюной Юрий Юрьевич.
– А мы вас пока ни в чем не обвиняем, – хмуро ответил Василий, роясь в личных вещах княгини без зазрения совести.
– А что? Была бы неплохая версия, – прищурилась Яна. – Вы сделали неудачную пластическую операцию и во избежание международного скандала ликвидировали пациентку. Шутка! – улыбнулась Яна, хотя ей было вовсе не смешно.
– Не шутите так… Я бы никогда такого не сделал. Есть свидетели и записи истории болезни, подтверждающие, что операция у этой пациентки прошла успешно. – У хирурга даже губы задрожали на нервной почве.
– А о сыне, о сыне она рассказывала? – Яне просто хотелось услышать что-нибудь о Карле Штольберге.
– Ничего о своей семье и личной жизни, – повторил обиженный за беспочвенные подозрения Юрий Юрьевич.
– А медсестры? Может, она что-то говорила о себе им? Все-таки они женщины, она – женщина, одна… Может, ей хотелось поделиться чем-то важным хоть с кем-то? – сбивчиво предположила Яна.
По просьбе главного врача в комнату пригласили медсестру Марину. И тут Яна по-настоящему удивилась. Марина рассказала, что кое-чем княгиня все-таки делилась с ней.
– Она немного рассказала о своем сыне Карле. Я поняла, что Мария Элеонора, всеми нами любимая и уважаемая, им очень гордится.
– Им можно гордиться, – вздохнула Яна, мечтательно закатывая глаза под недовольным взглядом следователя.
– О чем еще говорила княгиня?
– Да так… болтали по-женски… Я знаю, что несколько лет назад она похоронила мужа, что очень любила его и была ему верна, никогда не понимала никаких любовных треугольников. Она думала, что больше никогда не пустит никого в свое сердце.
