Там – никакого движения.
Холодно, но не так, как могло бы быть в ясную, тихую погоду.
Думаю, до смерти не замерзну.
Но и заснуть едва ли удастся.
Закрываю глаза, и тут меня осеняет.
Случайный выбор.
Как победить противника, наделенного способностью предугадывать все, любые твои шаги и действия?
Неожиданностью. Предпринять действие совершенно произвольное.
Незапланированное.
Нечто, о чем раньше почти или совсем не думал.
Может быть, ход будет неудачный и весь твой план рухнет, а игра будет проиграна.
Но может быть, застав врага врасплох, ты получишь непредвиденное стратегическое преимущество.
Если этот посыл верен, то как применить его на практике к нынешней ситуации?
Как сделать что-то из ряда вон выходящее, что невозможно предугадать?
* * *
В какой-то момент я засыпаю.
И просыпаюсь, дрожа от холода, в серо-белом мире.
Ветра нет, снегопад прекратился, и за голыми деревьями видны кое-где кусочки городского профиля и верхушки самых высоких зданий, касающиеся низкого облачного неба.
Белое, нетронутое поле.
Солнце еще только встает.
Мигают и гаснут уличные фонари.
Я сажусь, с трудом разминая затекшее тело.
Одежду слегка припорошило.
Дыхание срывается с губ белыми перышками.
Такого безмятежно-ясного и торжественно-величественного утра над Чикаго я еще не видел.
Утра над городом, где пустые улицы приглушили все звуки.
Где небо бело и земля бела, и на этом фоне четкими силуэтами вырисованы дома и деревья.
Семь миллионов человек…
Я представляю себе их.
Кто-то еще лежит в постели, кто-то стоит у окна и, раздвинув шторы, смотрит на то, что оставила после себя снежная буря.
Какая умиротворяющая картина!
Поднимаюсь на ноги.
Она есть у меня, одна безумная идея.
Толчок ей дало кое-что, случившееся вечером в баре, перед самым появлением Джейсона. Сам бы я никогда ничего такого не придумал, и именно в этом ее ценность.
Я иду через парк, держу курс на север, в сторону Логан-сквер.
В направлении дома.
Захожу в первый же дежурный магазин и покупаю одну-единственную сигару «Свишер свит» и мини-зажигалку BIC.
У меня остается восемь долларов и двадцать один цент.
* * *
Бушлат сырой от снега. Я вешаю его на вешалку у входа и подхожу к стойке.
Чем очаровывает это заведение, так это восхитительной атмосферой аутентичности. Впечатление такое, что оно было здесь всегда. Дух 1950-х идет не от виниловой обивки кабинок и стульев, не от развешанных по стенам фотографий постоянных, приходящих сюда десятилетиями клиентов. Мне кажется, он в запахе, остающемся неизменным из года в год. В запахе жареного бекона и варящегося кофе, а еще в неистребимых остатках того времени, когда на пути к столику приходилось идти через клубы сигаретного дыма.
Не считая нескольких человек у стойки, замечаю двух копов в одной из кабинок, трех только что сменившихся медсестер и старика в черном костюме, скучающе вглядывающегося в чашку с кофе.
Сажусь за стойку, поближе к пышущему жаром открытому грилю.
Ко мне подходит пожилая официантка.
Я знаю, что похож на бездомного бродягу-наркомана, но она и виду не подает, что со мной что-то не так, ничем свое мнение не выражает и просто принимает заказ с поистрепавшейся среднезападной любезностью.
Как же хорошо в тепле, под крышей!
Кости понемногу оттаивают.
Эта ночная столовка находится всего лишь в восьми кварталах от моего дома, но я здесь впервые.
Приносят кофе. Я обхватываю горячую керамическую кружку грязными пальцами и наслаждаюсь ее теплом.
Арифметикой пришлось заняться заранее.
Я могу позволить себе эту вот чашку кофе, яичницу из двух яиц и тост.
Есть стараюсь медленно, растягиваю удовольствие, но унять голод не получается.
Официантка, сжалившись, приносит еще один тост. Бесплатный.
Добрая женщина.
Учитывая, что сейчас случится, я чувствую себя еще паршивее.
Проверяю время по раскладному мобильнику – такими пользуются драг-дилеры в кино, – купленному в другом мире, чтобы позвонить Дэниеле. Здесь по нему звонить нельзя – наверное, оплаченные минуты в мультивселенной не переносятся.
08:15.
Джейсон-2, вероятно, ушел на работу минут двадцать назад, чтобы успеть на поезд и не опоздать на лекцию в половине десятого.
А может, никуда он и не ушел. Может, заболел или остался дома по каким-то причинам, предвидеть которые я не мог. Тогда весь мой план идет под откос, но приближаться к дому, чтобы проверить, свалил он или нет, слишком рискованно.
Выгребаю из кармана восемь долларов и двадцать один цент и кладу их на стойку.
Этого едва хватает на оплату завтрака и постыдно скромные чаевые.
Делаю последний глоток кофе.
Опускаю пальцы в накладной карман клетчатой фланелевой рубашки и достаю сигару и зажигалку.
Оглядываюсь.
Посетителей заметно прибавилось.
Два копа, сидевшие в кабинке, когда я пришел, ушли, но в дальнем уголке появился третий.
Дрожащими пальцами я разрываю упаковку. Как и следует из названия, сигара попахивает сладким.
Высечь огонек получается только с третьей попытки.
Я подношу пламя к кончику сигары, втягиваю полный рот дыма и выпускаю струю в спину повара, ворочающего оладьи на решетке гриля.
Секунд десять никто ничего не замечает. Потом сидящая рядом пожилая женщина в обсыпанном кошачьей шерстью пальто поворачивается и говорит:
– Здесь это делать нельзя.
И я отвечаю ей так, как мне и в голову не пришло бы ответить:
– Но ведь лучше сигары после еды ничего и быть не может!
Старушка смотрит на меня через зеркальные стекла очков. Смотрит как на сумасшедшего.
Официантка, подошедшая с дымящимся кофейником, выглядит огорченной. Качая головой, она произносит укоризненно-материнским тоном:
– Знаете, здесь не курят.
– Но это так приятно! – возражаю я.
– Мне позвать менеджера?
Я затягиваюсь.
Выдыхаю.
