Обстановка в Латвии, как и во всей Прибалтике, долгое время была опасной и напряженной. Достаточно сказать, что я почти полгода ездил на «виллисе» с охраной и автоматом между ног. После освобождения от гитлеровцев «Курляндского мешка» у нас появились большие возможности вести борьбу с политическим бандитизмом. Я неоднократно выезжал в уезды для организации боевых операций. Прочесывая лесные массивы, через агентуру мы устанавливали бункера бандитов и проводили боевые операции по их захвату и ликвидации. Разъезжая по волостям с группой оперативных работников, я нередко попадал в засады, организованные бандитским подпольем. Это были очень рискованные моменты. Дважды я не надеялся остаться в живых. В Краславской волости Даугавпилского уезда в лесу была обнаружена банда, мы решили ее ликвидировать. Приехав в волость с начальником Даугавпилского отдела НКВД Титовым, остановились на ночлег в одном из хуторов. Это был наш едва ли не роковой просчет. Через своих связных банда узнала о нашем пребывании, ночью мы были окружены их крупным формированием. После длительной перестрелки мы с Титовым и с шофером спустились в цокольный этаж здания. Израсходовав почти все боеприпасы, мы оставили только по одной гранате и по одному патрону в пистолетах для себя, так как сдаваться в плен смысла не было. На неоднократные выкрики «Сдавайтесь!» мы молчали. И вдруг в самый критический момент мы услышали сильную стрельбу и крики. Бандиты бросились врассыпную. К нашему дому подъехал заместитель начальника горотдела НКВД с группой истребительного батальона на двух фургонах.
Оказывается, выручил нас латыш, хозяин соседнего хутора, который, услышав активную стрельбу у соседа, догадался, в чем дело и позвонил в горотдел, где заместитель начальника сразу понял ситуацию и по тревоге поднял бойцов истребительного батальона. Хуторянина, подавшего сигнал о перестрелке, министр наградил именными часами.
Организация «айзсаргов» в борьбе против нас привлекала и женщин. В Цесисском уезде нам стало известно местонахождение банды в одном из лесных массивов, где у бандитов был хорошо оборудованный и заминированный на подходах бункер. Через агентуру мы знали также, что у них имеется постоянная связь, которую осуществляла известная любовница главаря банды. Наша задача была захватить эту связную при выходе ее из леса. Я направил для захвата небольшую оперативную группу во главе с заместителем начальника отдела по борьбе с бандитизмом Бедиком. Бедик, прибыв на место, рассредоточил группу по выходящим из лесу тропам, а сам остался с шофером в другом укромном месте. Случилось так, что связная вышла как раз на Бедика, который тут же ее и задержал, допустив роковую ошибку. Во-первых, он ее тщательно не обыскал, поступил как джентльмен, считая непорядочным прощупывать женщину. Во-вторых, посадил ее в кабине «виллиса», а сам сел рядом с водителем. Проезжая перелеском, эта бандитка воспользовалась ситуацией, выхватила спрятанный на груди пистолет и в упор выстрелила в затылок Бедику, убив его наповал. Водитель не растерялся, сразу дал право руля, и автомашина перевернулась в кювет. Бандитка не успела разрядить свой пистолет в водителя, он опередил ее двумя выстрелами в упор. Она прожила еще два дня, и мне пришлось с ней разговаривать. Молодая красивая девица с солидным бюстом, в котором свободно можно было спрятать не только пистолет, но и автомат. Несмотря на гуманность нашей с ней беседы и усилия врачей, связная никого не выдала. До сих пор не верится, что такое прекрасное создание природы могло стать бандитом.
Бедика мы похоронили с почетом. Это был старый опытный чекист, обрусевший латыш. На кладбище Яна Райниса я открывал митинг, поминая Бедика добрым словом. Выступать с надгробными речами в Прибалтике в то время мне приходилось неоднократно, потому что много наших ребят погибло в борьбе за установление Советской власти.
Материальное состояние жителей Латвии было несравнимо с нашим тылом, где люди бедствовали и голодали, отдавая фронту последние силы и крохи. В магазинах Риги было вдоволь промышленных и продовольственных товаров, особенно богаты были рижские продовольственные рынки.
Обеспеченность жителей Прибалтики товарами, обилием продовольствия объясняется тем, что гитлеровцы в период оккупации этих республик не подвергали грабежу и разрушению объекты торговли, не применяли к жителям той палаческой жестокости, которую они проводили на оккупированных территориях СССР. Гитлер понимал, что Прибалтика является для немцев трамплином против нас. Неслучайно поэтому значительная часть жителей Прибалтики сочувственно относилась к завоевательной политике фашистов, что осложняло работу правоохранительных органов против бандитского подполья. Необходимо отметить и такой факт: в системе торговли в Прибалтике наиболее крупные фирмы принадлежали немцам. Так что пронемецкая ориентация во всей Прибалтике была очень сильна.
Вскоре после Дня Победы я привез семью в Ригу, получив квартиру бежавшего за границу крупного бизнесмена на ул. Столбовая. Квартира была огромная: восемь комнат с двумя входами – парадным и черным, со двора. Такая квартира мне, конечно, была не нужна, но пришлось мириться с тем, что давали. Сын Лева по этой квартире на велосипеде спокойно разъезжал.
27 марта 1947 года у нас в Риге в этой квартире родилась дочь Наташа, названная в честь жены А. С. Пушкина. Сестра Маши Анна Васильевна вскоре приехала в Ригу и поступила работать директором текстильной фабрики, где работала до ухода на пенсию.
С руководством наркомата Латвии у меня сложились неплохие отношения. У министра Эглита и его первого заместителя Сиекса жены были очень общительны, и моя Маша быстро нашла с ними общий язык. Мы ходили в гости друг к другу и даже выбирали время в воскресные дни выезжать на природу, на пикники. В этот круг входил командир 5-й дивизии внутренних войск с женой, кстати, весьма культурной и образованной женщиной. Иногда разделял нашу компанию начальник республиканской милиции А. А. Кошелев.
Несмотря на это мне приходилось иногда становиться на защиту своих соотечественников. Националистический душок бывало проявлялся у министра, и мне приходилось втихую прибегать к помощи первого секретаря ЦК Латвии Я. Э. Калнберзина, который был настоящим интернационалистом и меня всегда поддерживал.
Летом 1946 года состоялся Пленум ЦК ВКП (б) Латвии, на котором стоял один вопрос: «О политическом положении в республике». Я был на этом пленуме по гостевому билету. Открывал пленум второй секретарь ЦК Латвии И. К. Лебедев. В президиуме сидели секретарь по идеологии А. Я. Пельше, представитель ЦК ВКП (б) Н. Н. Шаталин и от НКВД СССР Бабкин. Тогда во всех прибалтийских республиках были постоянные представители Центра.
Доклад делал Калнберзин. Подводя итоги года, прожитого после Победы над фашизмом, докладчик наряду с положительными результатами в работе партийных и советских органов подверг критике ряд серьезных недостатков, допущенных работниками партийных и советских организаций, указал на недостаточную борьбу с профашистским националистическим подпольем. Критика была объективной.
После перерыва начались прения по докладу. Выступления в основном проходили в духе доклада и дополнялись деловыми предложениями. Слово предоставляется министру просвещения Латвии (фамилии, к сожалению, не помню), и он вдруг обрушивает целый поток клеветы и помоев на Советский и особенно русский народ, на засилье русских в Латвии и утрату традиций латышского народа.
