Марлен, конечно, приходилось многое обдумать – и туалет, и репертуар, и комментарий к каждой песне.
Включив в программу сочинение Фридриха Голлендера «Не спрашивай, почему я ухожу», она посвящала его своему большому другу беженцу, берлинцу, лишенному родины из-за того, что еврей, – Рихарду Тауберу, тенор которого восхищал слушателей всего света. Или, объявляя «Жизнь в розовом свете», говорила о редчайшем таланте Эдит Пиаф, а перед песней Пита Сигера «Куда исчезли все цветы» звучал разговор об ужасах войны, что продолжается во Вьетнаме и не знает конца. В финале концерта она еще раз вспоминала Голлендера и его песню «Я влюблюсь снова» – в английском варианте, или «Я создана для любви» – в немецком. В зависимости от публики, сидящей в зале, выбирала тот или иной вариант песни, с которой начинался ее успех и в конечном итоге – жизнь.
Писатель Зиновий Паперный, побывав на выступлении Леонида Утесова, позаимствовавшего опыт Марлен Дитрих, дал артисту оригинальную оценку: «Утесов – конферансье, но не официант концерта, а сам концерт». Лучше не скажешь. Но не заслужила ли сама Марлен той же оценки?..
Любовь нечаянно нагрянет
Можно иронизировать, пока на Марлен в самом деле не нагрянула любовь и не накрыла ее с головой. Любовь эту она сама назвала большой, что при ее умении обходиться без пафосных слов, при ее нежелании давать хоть какую-либо оценку интимным взаимоотношениям – что-то значит. Во всяком случае, на этот раз в определении «большая любовь» – ни грана насмешки.
Героем ее романа стал Жан Габен. Не тот, что запомнился нашим зрителям человеком солидного возраста, грузным, медлительным, уверенным в себе, не расположенным к словесным или эмоциональным взрывам то ли из-за груза лет, то ли из-за характера. Короче – таким, каким мы увидели его в фильмах шестидесятых-семидесятых годов – «Месье», «Кот», «Тайна фермы Мессе» или «Мелодии из подвала», где он в паре с голубоглазым Аленом Делоном хладнокровно грабит казино.
Марлен влюбилась в другого Габена. От того, которого мы знаем, можно назвать только немногословность. Все остальное – иное. И не только потому, что Габен был на четверть века моложе. Изменился его характер. Он прежний – весь романтическая порывистость, незащищенность, боязнь показаться смешным, легко ранимым. Своей «французкости» он иной раз стеснялся, иной – нес ее с гордостью. И вместе с тем наряду с перечисленными достоинствами имелся ряд серьезных недостатков. Был ревнив, как Отелло. Ревность, скорее всего, шла от его «эго», проще – эгоизма. Не мог примириться с любым ущербом, причиненным ему как личности. Был соотечественником, враждебным каждому, кто хоть случайно, мимоходом покусится на его владения.
То, о чем идет речь, легче понять тому, кто хоть раз видел Габена всего за три года до его встречи с Марлен в фильме 1938 года «Набережная туманов», поставленном еще одним классиком при жизни – Марселем Карне. Картину эту, вошедшую в десятку лучших фильмов мира, показали во всех цивилизованных странах. Кроме нашей. «Набережную туманов» могли видеть только вгиковцы да поклонники канала «Культура», который вспомнил о «Набережной» уже в XXI веке.
К сожалению, многое из того, о чем мы рассказали, впрямую сказалось на отношениях Габена с Марлен.
Начало – безоблачное. Марлен встретила его в аэропорту Лос-Анджелеса, у самого трапа. Самолет прилетел из Мадрида: парижских рейсов для французов, собравшихся в Америку, уже не существовало. Марлен, как члена комитета по спасению беженцев от фашизма, привлекло в Габене прежде всего то, в чем она обязана была оказать помощь: устроить ему жилье, помочь освоиться с новыми условиями жизни и установить хоть какой-то контакт с американцами – ее предупредили, что по-английски Габен не знает ни слова. Но весь план спасения, обдуманный ею заранее, рухнул, как только она увидала Габена на трапе.
– Поедемте ко мне, – предложила она, получив тут же комплимент – восхищение ее французским.
Как она сама позже признавалась, это не была любовь с первого взгляда. Увидев неуклюжую фигуру Габена, что медленно спускалась по трапу и беспомощно оглядывалась вокруг, она испытала скорее материнское чувство. «Разве можно бросить этого большого ребенка на произвол судьбы? – думала она. – Он же, как рыба, выброшенная на сушу, ничего не сможет сделать сам. Я стану ему матерью, сестрой, родным человеком».
Случилось так, что раньше всего она стала Габену родным человеком. Сняла ему дом, который решила обставить так, как это принято в Париже. Отыскивала в магазинах французские вещи – мебель, посуду, скатерти, салфетки и покрывала, – все, что могло напомнить ему Францию и не чувствовать себя чужим в чужом городе.
Он был предан ей во всех смыслах: верен, передан ей Богом, надежным и постоянным. «И я в свою очередь, – писала она, – днем и ночью готова была опекать его, заботиться о его контрактах и о его доме. Я помогала ему преодолевать превратности судьбы с открытым сердцем и любовью».
Но вот подписан первый контракт со студией «Фокс, XX век» на фильм, вся роль Габена в котором должна звучать на английском. Марлен пыталась втолковать Жану каждую фразу. Он слушал, слушал, повторял за ней незнакомые слова, а потом, не выбежав, сбегал от нее и прятался, как мальчишка, в своем саду в Брентвуде. Марлен тоже отличалась недюжим упрямством. В борьбе: кто кого, она одерживала верх. И когда вышел фильм, была поражена, как Габен произносил свои реплики точно и корректно – никакого иностранного налета, будто говорит прирожденный американец.
«Фокс, XX век» тут же предложил ему еще несколько ролей – на выбор!
У человека, ставшего ей любимым, были еще две черты, на которые Марлен «запала».
Габен, не в пример другим, отлично понимал, что профессия актера не для мужчины. Разве мужское дело сидеть у зеркала, рассматривать лицо, впадать в беспокойство, если что-то вдруг нарушило его внешность, покрывать лицо гримом, заботиться о прическе, часами простаивать на примерках, изо дня в день быть не тем, кем являешься на самом деле, изображать бог знает кого, то есть постоянно притворяться, а значит, обманывать и близких, и себя.
– Зачем же ты тогда пошел в актеры? – спросила Марлен.
– Нужны были деньги, и мне показалось, что актерство самый легкий способ заработать на жизнь.
– А талант?
– Я никогда не верил в него. Не верю и сейчас. Если мужчина одарен талантом, он всегда найдет себе дело по плечу, а не кривлянье.
И еще. Как-то в разговоре он признался Марлен:
– Мне не нравится моя американская авантюра. Здесь я окончательно убедился, что человеку нельзя менять свои корни. Он рождается там, где предназначено, и нечего мотаться по свету, меняя города и страны, как женщина в поисках модных перчаток.
В скором времени жизнь дала Габену возможность на деле подтвердить свои слова.
«Он никогда не считал, что Франция лучше Америки. Он любил Америку, что весьма необычно для француза. Любил, не вдаваясь в анализ причин этого», – отметила Марлен, когда Габен покинул Штаты, и ей, оставшейся одной, хотелось верить, что она знает причины его любви к стране, где они были счастливы…
