И невероятное настигает ее. Благотворительный вечер в пользу нуждающихся актеров. Марлен приезжает на него после похорон мужа – в модельных шляпке и платье, которые она не торопится снять, пока их не рассмотрели коллеги и зрители фильма. Затем она, переодевшись в еще один туалет от Диора, выходит на сцену и начинает петь «Жизнь в розовом свете», которую не в фильме, а в жизни ей подарила Эдит Пиаф.
В это время в зале появляется мальчик в коротких штанишках с бретельками и с куклой в руках, подходит к сцене, поднимается на нее и протягивает Марлен куклу, на подоле которой огромное окровавленное пятно. Марлен в истерике бежит со сцены.
Эпизоды с Марлен проходят через весь фильм, связывая его воедино. Ее песни Хичкок – не впервые ли? – сделал не вставными номерами, а элементами сюжета, как, впрочем, и смену настроений, а не платьев Марлен. Гений мастера?
Но вот неожиданное признание одного из участников фильма: «Марлен была внимательна ко всем, помогала сыграть самые трудные эпизоды, которые явно утомляли мистера Хичкока. Он оставался поблизости, но его подход к режиссуре был холодным и схематичным, словно он вообще не заинтересован в картине. И если вы спросите меня, кто был режиссером ленты, я отвечу – Марлен Дитрих. По крайней мере в том, что касается игры. Именно у нее имелся театральный дар и опять же чутье и щедрость души.
Мы работали в театре “Скала” на Шарлот-стрит в Лондоне с ее номером “Самая ленивая девчонка в городе”. Зал был битком набит неопытными статистами, которые наблюдали, как она репетирует. Когда ее номер был окончен, статисты – все, как один, – поднялись и устроили ей овацию».
Осталось сказать о финальной сцене «Страха сцены». Самой загадочной.
Шарлота под арестом. Держит себя независимо. Перед нами звезда и никто другой. Охранник Мелиш подает ей стул, подставляет зажигалку, когда актриса захотела курить. И заключенная говорит, обращаясь не к охраннику, а к зрителям:
– Когда-то у меня был пес. Терпеть меня не мог. Он меня укусил, и я приказала его застрелить. Я дарю кому-то свою любовь, а в ответ получаю ненависть и вероломство. Это как пощечина от собственной матери. Вы понимаете, о чем я говорю, Мелиш?..
Монолог не связан ни с сюжетом, ни с обстоятельствами, в которых оказалась ни в чем не повинная героиня. Кому предназначены ее слова, остается неизвестным.
Героиня «Трех товарищей»
Иной раз сотканность Марлен из противоречий приводит к тому, что она опровергает собственные утверждения. Ничего страшного, если учесть, что утверждения эти сделаны в разное время: не может же человек стоять на месте и не прийти к новому мнению.
Марлен не раз говорила, что близкие ей люди, с которыми ее связывали не только творческие отношения, старались рассказать об этой близости в своих сочинениях. Она имела в виду, конечно, пишущую братию. Обычно для этого избирался один способ: Марлен становилась прототипом их романов или повестей.
Но вот Хэмингуэй. Марлен обычно говорила только о дружеских отношениях, связывающих их. И совсем по другому поводу неожиданно сообщает, писатель в «Островах в океане» сделал ее не только своей женой, но и матерью двух сыновей. Пример для психоаналитиков, обожающих разгадывать подоплеку желаний?
Лучший материал для них мог бы дать другой писатель – Эрих Мария Ремарк. В одном из его знаменитых романов «Три товарища» героиня – копия Марлен. Многие уверяют, абсолютно точная, один в один. Все – внешность, характер, привычки, манера вести разговор, уровень образованности, умение мыслить и давать оценки. За исключением одного – она не блондинка.
Трудно сказать, почему Марлен в своих мемуарах, уделяя внимание случайным в ее жизни людям, так мало пишет о Ремарке. Он не был эпизодом, прошел рядом с Марлен почти всю жизнь. Правда, не всегда по ее желанию.
В воспоминаниях Марлен он сразу появляется в числе близких друзей. Небольшой городок на юге Франции – Антибе. Марлен проводила здесь лето, если выпадала такая возможность. И городок всегда приводил ее в восторг: «Тут царили отдых и беззаботность. Никаких тревог, никаких сложностей. Только загорать на солнце. Кататься на моторной лодке и под парусом. В течение многих лет мы наслаждались в этой тихой гавани».
На этот раз, летом 1939 года, Марлен подалась в Европу в расстроенных чувствах: ее последний фильм «Ангел», поставленный режиссером первой руки Эрнестом Любичем, провалился в прокате. Да, она сама назвала картину «менее интересной, чем ожидала», но такого скандала она не знала никогда. Один из владельцев крупнейшего в Штатах кинотеатра, очевидно, погоревший на «Ангеле», сделал для печати заявление, которые опубликовали все газеты: «Следующие актеры и актрисы – кассовая отрава!» Фамилия Дитрих стояла в числе первых.
Можно представить, какая поднялась паника, если главная звезда, приманка, с фильмами которой студии подсовывали «в нагрузку» свою второсортную продукцию, объявляется кассовой отравой. Реакция последовала по-американски мгновенно: «Парамаунт» выпустил распоряжение об увольнении Марлен, а «Коламбия» расторгла с нею контракт на картину, в которой Марлен намеревалась сыграть Жорж Санд.
В уютном Антибе Марлен не находила себе места. Вот тут-то и появился человек, которому она верила, советы которого считала бесценными, – Эрих Мария Ремарк. «С ним я познакомилась еще раньше, в Венеции, на острове Лидо, – рассказала она. – Я приехала туда к фон Штернбергу». Когда писателя представили ей, она чуть не свалилась со стула – подобное случалось с ней чрезвычайно редко и только в том случае, если перед ней появлялись «живьем» литературные кумиры. От радости встречи она не могла произнести ни слова. Наверное, потому, что для Марлен литература в ее жизни занимала почти равное место с ее основной профессией. Как без одной, так и без другой она не смогла бы жить.
На следующий день Ремарк снова подошел к ней. Увидев в ее руках сборник стихотворений Рильке, заметил:
– Я вижу, вы читаете хорошие книги.
В ответ она неожиданно для себя выпалила:
– Хотите, я прочту вам несколько моих любимых стихов этого поэта?
И, отложив Рильке, взахлеб прочла Ремарку с десяток рильковских творений.
В Антибе Ремарк отвлек ее от всех мрачных мыслей.
– Жизнь прекрасна! – часто повторял он с грустной улыбкой. И убеждал Марлен, что все ее передряги не стоят выеденного яйца: – И разве можно обращать на них внимание! Эти приказы, отказы, как и оценки недоумка-директора – тоже мне вершитель судеб! – все это пустое. Это звенья рекламной акции, рассчитанной на зрителей. А чем еще держать их внимание, как не скандалами с их кумирами и фильмами, что все равно будут сняты! Других звезд не состряпаешь. И чем глубже трагедия, якобы происшедшая с ними, тем радостнее будет их возвращение целыми и невредимыми.
Они проводили вечера в беседах, выпивках, танцах, как будто предчувствуя, что это последнее мирное лето.
А с утра Ремарка не было видно. Вставал он рано и до полудня не отходил от рабочего стола.
