Весть облетела улицы мгновенно
На крыльях страха, поразив сердца
Неистовым восторгом. Жертва тлена,
Смеживший веки тяжелей свинца
Больной, что в тяжкой муке ждал конца,
С улыбкою смерть встретил… Ликовала
Толпа: везде – от дома до дворца —
Небесный купол эхо сотрясало
И землю кличем полнило…
[168]В самом деле, было нечто необъяснимое в том, с какой молниеносной быстротой люди угадывали истинный смысл нараставшего со всех сторон вопля. Впрочем, устрашающе мстительный рев, исторгавшийся, казалось, из одной глотки, в этой части города мог обрушиться только на того демона, мысль о котором на протяжении двенадцати дней неотступно тяготила сердце каждого; по всей округе, словно по команде, распахнулись подряд все окна и все двери; люди теснились у выхода на улицу; выпрыгивали от нетерпения из окон нижнего этажа; недужные покидали свои постели: был случай, как бы удостоверяющий правдивость образа у Шелли (строки 4–7), когда неизлечимо больной человек (и на следующий день скончавшийся) восстал со смертного одра, опоясался мечом и в одной рубашке выбежал на улицу. Выпала редкая возможность (и толпа это понимала) настичь хищника там, где он учинил бойню, в самый разгар его кровавого пиршества. Какое-то время многолюдство и бешенство парализовали толпу, но пылающее негодование помогло ей организоваться. Ясно было, что придется выломать массивную парадную дверь: помочь изнутри, где находилась только маленькая девочка, было некому. Посредством лома дверь в одно мгновение сорвали с петель – и толпа стремительным потоком хлынула в дом.
Можно представить себе досаду и раздражение, которые вызвал у большинства поданный кем-то из авторитетных особ знак, призывающий остановиться и соблюдать полную тишину. В надежде не пропустить мимо ушей что-либо важное толпа умолкла. «Вслушайтесь, – вполголоса проговорил предводитель. – Надо узнать, где он – внизу или наверху». Тут же раздался треск, будто кто-то пытался высадить окно: шум явно доносился из спальни на втором этаже. Да, было очевидно, что убийца все еще в доме: он попался в ловушку! Плохо изучив внутреннее расположение комнат, Уильяме, по-видимому, оказался пленником в одной из них наверху. Преследователи стремглав кинулись вверх по лестнице.
Дверь подалась не сразу, но едва она уступила напору – в тот же самый момент со звоном вылетело оконное стекло: мерзавцу удалось улизнуть! Он спрыгнул вниз с подоконника; особенно рьяные преследователи, кипя от негодования, ринулись за ним вослед. Осмотреть площадку за домом они не озаботились; между тем при свете факелов выяснилось, что это покатый склон, покрытый слоем скользкой глины.
Отпечатки ног убийцы глубоко впечатались в глину, и их легко было проследить до верха склона, но сразу стало ясно, что непроницаемый туман делал погоню бесполезной. Человека нельзя было опознать уже в двух шагах – а догнав, быть уверенным в том, что это тот самый, которого вы потеряли из виду. За целое столетие не выпадало ночи, более благоприятной для бегства злоумышленника: способов замаскироваться у Уильямса было теперь множество, а в прилегающих к реке трущобах в преизбытке имелись притоны, где он мог бы годами скрываться от ненужных ему расспросов. Но опрометчивые и неблагодарные растрачивают дары судьбы впустую. В ту ночь, когда решалась вся будущая его участь, Уильямс избрал неверный путь: заурядная леность побудила его направить стопы туда, где он проживал, хотя именно этого места во всей Англии он должен был страшиться пуще всякого другого. Тем временем тщательно обследовали дом Уильямсона. Сначала взялись искать маленькую внучку. Уильямс, очевидно, вошел в ее спальню, а там и застигла его врасплох внезапно разразившаяся сумятица. Убийце оставалось только броситься к окнам: другой путь к спасению был отрезан. Бегство убийце обеспечили единственно густой туман вкупе с царившей вокруг суматохой, да и подходы к дому с тыльной стороны были затруднены. Девочку, конечно же, перепугал нежданный наплыв посторонних в столь поздний час, однако благодаря заботам соседей она даже не подозревала о трагедии, разыгравшейся вокруг нее, спящей. Ее несчастного дедушку не могли отыскать, пока не спустились в подвал: там он лежал, простершись на полу – по-видимому, сброшенный вниз с лестницы с такой силой, что при падении переломил ногу. Там он оказался совершенно беспомощным – и Уильямс, спустившись в подвал, перерезал ему горло. В печати шли тогда жаркие споры, все ли детали происшедшего увязываются с предположением о наличии только одного преступника. Что преступник действовал в одиночку – кажется теперь бесспорным. Только одного видели и слышали в доме Марров; только одного и, вне сомнения, того же самого человека юноша-мастеровой наблюдал в гостиной миссис Уильямсон; на глине отпечатались следы также одного-единственного человека. По-видимому, действовал преступник так: он начал с того, что обратился к Уильямсону с просьбой нацедить ему кружку пива. Для выполнения заказа пожилому хозяину пришлось спуститься в погреб: Уильямс, выждав, когда тот ступит на лестницу, бешеным рывком захлопнул входную дверь и повернул ключ в замке. Обеспокоенный шумом Уильямсон, должно быть, заторопился обратно. Предвидевший это убийца встретил его на верхней ступени лестницы в погреб и с силой толкнул вниз, после чего довершил расправу своим обычным способом. Все это могло занять минуту-другую, не более: именно этот промежуток времени и пролегал между пугающим грохотом двери и жалобным воплем служанки. Почему ни звука не издала миссис Уильямсон, ясно из описанного мной местоположения действующих лиц. Уильямс подкрался к хозяйке дома за ее спиной и, пользуясь ее тугоухостью, нанес удар, повергший ее в бесчувственность. Однако при нападении на служанку убийца был лишен названного преимущества – и перед лицом гибели она успела испустить крик безнадежного отчаяния.
Выше упоминалось, что убийца Марров почти две недели не вызывал никаких подозрений. Это значит, что вплоть до резни в доме Уильямсонов не существовало ни малейшей зацепки, которая помогла бы полиции или кому-то из доброхотов напасть на след преступника. Но нельзя сказать, что неведение было абсолютным: назовем два, правда не полных, исключения. В распоряжении представителей закона имелись свидетельства, каковые, при тщательном рассмотрении, давали в руки весьма вероятный способ обнаружить злодея. Но его еще не обнаружили. И тем не менее этими указаниями пренебрегли. Лишь неделю спустя после расправы над Уильямсонами, утром в пятницу, обнародовали важнейшую улику: на молотке плотника-судостроителя (посредством которого убийца оглушал жертву) были выбиты инициалы «Дж. П.». Этот молоток, по странной забывчивости, Уильямс оставил в лавке Марра: стоит заметить, что если бы храброму ростовщику удалось перехватить злоумышленника, тот оказался бы практически безоружным. Официальное оповещение появилось только в пятницу – то есть на тринадцатый день после первого убийства. Тотчас же последовал весьма ощутимый (как мы увидим ниже) результат. Между тем в уединении одной из жилых комнат Лондона против Уильямса шепотом высказывались подозрения уже с самого начала – с того самого часа, который стал для Марров последним.
