Книга Убийство как одно из изящных искусств, страница 37. Автор книги Томас Де Квинси

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Убийство как одно из изящных искусств»

Cтраница 37

Многообразные произведения Де Квинси можно отнести к трем основным категориям: первую (и самую важную) сам автор называет «взволнованной прозой», то есть прозой лирической, цель которой – приблизиться к поэзии, создать ее новую прозаическую разновидность. К этой группе относятся «Исповедь англичанина, любителя опиума» и ее продолжение «Suspiria de Profundis» (1845), вторая редакция «Исповеди» (1856), а также сборник эссе «Английская почтовая карета» (1849) и «Автобиографические заметки» (1853). Формально к этой же группе принадлежат и романы «Клостергейм» (1832) и «Испанская монахиня-воительница» (1847), но они не отвечают высоким требованиям романтического искусства и находятся на его периферии.

Вторая группа включает статьи и эссе на философские, исторические, политические темы, работы по политической экономии. В пределах этой группы, в которой эмоции и вдохновение подчинены интеллекту и просветительским целям, особое место занимают литературно-критические эссе, излагающие наиболее важные для автора теоретические и эстетические проблемы. Среди эссе этой последней «подгруппы» особенно известно эссе «О стуке в ворота у Шекспира („Макбет“)» (1823), которое до сих пор упоминается, цитируется и перепечатывается как образец романтической критики. Высшую правдивость искусства Де Квинси видит в крошечной, не замеченной ранее детали: сразу после убийства Дункана, когда Макбет дает волю потрясенным собственным преступлением чувствам, раздаются громкий стук в ворота и грубая ругань. По мысли Де Квинси, «черное злодейство» остановило на мгновение поток жизни. Понять ужас совершившегося убийства, полностью вытеснившего все обычное существование, можно лишь тогда, когда нормальная жизнь вновь возобновляется – благодаря этому стуку [189]. Там, где рассудочное восприятие видит лишь желание Шекспира бросить подачку дешевого юмора толпе, интуиция романтического критика подсказывает ему, что великим драматургом владела глубокая философская идея, раскрывающая существенную правду.

Необходимо оговорить, что характерное романтическое презрение к жанровым различиям проявляется у Де Квинси в том, что границы между его произведениями чрезвычайно зыбки: до сих пор читаемые очерки-воспоминания о Вордсворте и Колридже, например, заключают и теоретические суждения об их творчестве (изложенные, впрочем, эмоционально и поэтично) [190], и описание их внешности, привычек, поведения, более уместное в повести. Спрашивается: как классифицировать такие очерки? Или знаменитое эссе «Убийство как одно из изящных искусств» (1827). По форме это ученая лекция, почти диссертация: профессор преподносит свои рассуждения об убийстве с кафедры, прибегает, как положено, к латинским цитатам, ссылается на признанные научные авторитеты, а затем рассказывает о чудовищных убийствах по законам «взволнованной прозы»; нагнетаются впечатляющие детали, которые, усилием воображения, изложены как с точки зрения убийцы, попеременно гонителя и гонимого, так и его жертв, когда они внезапно оказываются перед лицом смерти. Эссе удивительно сочетает отчетливо пародийное начало, направленное против возведенного в высший принцип бесстрастного, безответственного аморализма, с эмоциональным рассказом о хладнокровном злодеянии и незаслуженной гибели.

Этот очерк в последние десятилетия XIX века нашел горячих почитателей среди английских сторонников «искусства для искусства». Оскар Уайльд восхищался им, делая вид, что принимает всерьез своеобразное ироническое остранение, скрытое за описанным Де Квинси убийством. Очерк Уайльда «Перо, кисть и отрава» носит явные следы усердного чтения эссе «Убийство…», однако предложенное им толкование поразившего его сочинения не соответствует концепции автора: описание жестокости убийцы, палача двух семейств, у Де Квинси опровергает, абсолютно компрометирует эрудированное, глубоко аморальное вступление к лекции, выявляет его пародийную сущность.

Очерк о страшной расправе, повторяю, нарушает законы жанра. Зато в очерках, посвященных традиционным историко-литературным темам, эти границы соблюдаются. В центре внимания автора, естественно, английские писатели. Как и другие романтики, Де Квинси из поэтов прошлых лет более всех чтит Шекспира и Мильтона. Последнему посвящено несколько исполненных восхищения эссе, в которых прославляется его власть над «наукой поэзии», а она подразумевает проникновение в искусство «скрытого антагонизма» – ключа к «расточительной пышности искусства и познания». Как всегда, Де Квинси раскрывает идею через образ: описание царственного пиршества в пустыне подчеркивает ее уединенность и отрешенность от всего человеческого; точно так же хвала великолепию архитектурных сооружений, возведенных среди рая, позволяет лучше себе представить тишину и молчание, царившие там, когда человек был счастлив и невинен [191].

Литература XVIII века для Де Квинси имеет второстепенное значение. Очерки его не претендуют на объективность; они часто несправедливы и резко выражают романтическое неприятие рационалистического искусства – хотя бы и в самых талантливых его проявлениях. Свифт, Смоллетт, Филдинг, Ричардсон, по мнению Де Квинси, ничтожны даже в своих удачах [192]. Исключение он делает только для таких «благодетелей рода человеческого», как Голдсмит [193]. Очень дурно отзывается Де Квинси и о Попе, которому посвящает и специальные статьи, и рассуждения в связи с общими вопросами. Он считает, что Поп стремился лишь угодить порочным вкусам своего времени и прибегал ради этого к внешним эффектам, за которыми не стоят ни поиски истины, ни подлинные движения сердца. У него нет ни интуиции, ни искренности; он отстаивает дидактическую поэзию, между тем как такое сочетание понятий заведомо немыслимо: поэзия может учить только так, как учит природа; уроки ее должны быть инстинктивны, зашифрованы, символичны, подразумеваемы, но не высказаны прямо [194].

В целом литература XVIII века кажется Де Квинси бесконечно чуждой современности, эпохе революций, выдвинувшей новую меру всех вещей. Он пишет: «Огромное движение народов, внутреннее и внешнее, горести времени глубоких исканий, блеск времени великих надежд – эти силы действуют в последние пятьдесят лет… так мощно, что мы достигли глубин и высот, недоступных нашим предкам» [195].

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация