А кто виноват? Нехрена было в тюрягу совать! Хватают Мессию, и в тюрягу, обсосы проклятые! Гады!
Возбужденно хохотнул, и смех в этом подземелье прозвучал как-то странно, глухо и страшно. Будто смеялась больная в сумасшедшем доме – истерично, хрипло, не смех, а карканье старой облезлой вороны.
Криво усмехнулся, помотал головой… Что день грядущий готовит? Ну никак по плану не выходит! Скоро придет корабль с Морной и остальными – как их встретят? Беда будет! И ведь предупредить нельзя… Уже ничего сделать нельзя. После того как убил тюремщицу. Только попробовать добраться до «пузыря».
А где искать Лурка и Джана? Вот зачем он напал на тюремщиц? Что, не мог подождать, чем дело кончится? Ох уж эта бабская натура – вначале делать, потом думать! Ох уж этот ПМС! Не стоило этой мерзкой бабе над ним глумиться, ох не стоило! Сам до конца не понял, зачем напал на «вертухаев» – предчувствие какое-то, что ли… Будто внутренний голос: «Выбирайся! Беги! Беда!»
Все пэмээсные штучки! Предчувствия! Психозы! Гормоны, мать их…
Тюремщица, будто услышав, как он о ней подумал, зашевелилась, рука дернулась, сжалась в кулак. Не дожидаясь, когда женщина предпримет какие-либо действия, направил парализатор в угол и нажал кнопку (надо же опробовать?). Затрещали молнии, в точности похожие на те, что исторгали лесные воительницы, в камере запахло, как после дождя – озоном, ясное дело.
– Медленно и осторожно сядь! – приказал Сергей, отодвинувшись от тюремщицы на два шага. – Никаких резких движений, иначе я сразу тебя парализую. А потом отпинаю так, что ты ссать будешь кровью, гадина! И не притворяйся, что без сознания, я знаю, что ты уже очнулась! Ну?! Тебе врезать?!
– Не надо! – Женщина неожиданно легко села, скрестив ноги под собой, морщась потерла висок, на котором вздулась здоровенная шишка. – Ловка ты… сучка! Не ожидала. Знала я, что «перевертыши» шустрые, но чтобы настолько?! Что с Алмой?
– Мертва… – мрачно пояснил Сергей – Похоже, что гортань перебита. Не хотела убивать, так получилось.
– Так получилось… – эхом откликнулась тюремщица и с ненавистью выдохнула. – Ссссука! Я сама с тебя шкуру сдеру! Живьем! Тварь! Убила мою Алму, тварь! Убью! Убью!
– Любовница твоя? – догадался Сергей. – Так ты сама виновата. Не надо было меня злить. Глумилась – вот я и разозлилась, не рассчитала сил. Что, тебя не учили – нельзя глумиться над заключенными? Или ты по жизни такая мерзкая тварь? Сидеть, гадина! Помни, что я сказала, – отобью все внутренности, гнида! Сразу не сдохнешь – будешь год подыхать!
– Что ты хочешь? – уже спокойнее, с затаенной ненавистью спросила тюремщица. – Ты отсюда не выйдешь! А если выйдешь – далеко не уйдешь! Ты видела, сколько на плацу воительниц? Думаешь, что сумеешь всех убить? С ошейником?
– Как снять? Как снять ошейник, говори! – спокойно, сдерживая ярость, спросил Сергей, чувствуя, как его захлестывает гнев (ПМС – это такое… ПМС! Убила бы!).
– Никак! – радостно откликнулась женщина. – Хе-хе… никак. Я не могу снять. Только колдунья, и то не всякая!
– У ошейника есть радиус действия? – снова сдержавшись, спросил Сергей.
– Что? – не поняла тюремщица. – Какой радиус?
– Если я выйду из тюрьмы – что будет? В ошейнике выйду.
– Ничего не будет, – пожала плечами женщина. – Выйдешь да пойдешь. Пока тебя не остановят и не снесут башку. А что может быть такого, когда ты выйдешь?
Сергей вдруг показалось, что тюремщица врет. Врет и еще глумится – в глазах хитрость, предательство, расчет на то, что он выйдет и ошейник его задушит! Как душили те ошейники, что были у Гекеля!
Вскочил, метнулся к глумящейся бабе и с размаху впечатал пяткой ей в ухо. Как в стену – гулко, хлестко – вырубил наповал. Отошел, переводя дыхание, – ярость просто кипела в мозгу. Прикрыл глаза, успокаиваясь, потом заставил себя подойти и пощупать пульс. Облегченно вздохнул – жива! Все-таки жива! Но чуть не убил… Едва не убил!
И так легко, так просто – бах! И труп! Просто маньяк-убийца какой-то. Монстр! Или просто уже человек этого мира? Это на Земле смерть человека событие – выезд опергруппы, криминалистов… А тут – бах! И нет человека! Хотя… не надо врать самому себе. На Земле тоже всякое есть. Кое-где человеческая жизнь не стоит и медной монетки… как и здесь.
Стянул с женщины одежду, оставив ее в одних трусах – трусы снимать почему-то побрезговал. Хотя давно известно – лучший способ вывести «клиента» из равновесия – раздеть его догола. И мужчины, и женщины сразу теряют чувство уверенности, их проще «расколоть».
Связал руки и ноги, сделав ей «ласточку», – как поступали с буйными преступниками или просто с людьми, из которых хотели выбить показания. Подтащил женщину к воде, сунул ее голову под струю. Подержал до тех пор, пока тюремщица не начала подавать признаки жизни, оттащил назад, оставил лежать на полу. Подошел к трупу Алмы, раздел и ее, стараясь не думать о том, что раздевает труп и сейчас наденет одежду с мертвеца. Одежда была слегка испачкана кровью, но со стороны, если не присматриваться, не заметишь.
Алма была выше Серг, но ненамного, полнее в бедрах, брюки были свободными, так что не особо заметно, если не приглядываться. Рубаха тоже пошла, немного широковата, покойница обладала более объемистой грудью, но вполне приемлемо – зато не жмет и не стесняет движений.
Самое главное – башмаки подошли. Больше всего боялся за обувь – малы будут, так вообще ходить невозможно, велики – ноги собьют.
Противно было надевать вязаные носки с ног покойной – пахло чужим кислым потом, носки не первой свежести. Еще бы какой-нибудь грибок не подцепить – мелькнула мысль и тут же угасла по причине своей глупости – о грибке ли думать, когда и заболеть-то, возможно, не хватит времени – раньше убьют!
Одетым сидеть гораздо приятнее. И теплее, и комфортнее. А вот голой тюремщице на ледяном полу совсем некомфортно, о чем она известила, перемежая свое сообщение площадной руганью, прерванной пинком в бок:
– Заткнись, тварь! Будешь отвечать на вопросы! Почувствую, что врешь, – сделаю больно. Очень больно! Поняла?
– Поняла! – хрипло каркнула женщина и замерла, оторвав голову от пола. Лежать ей было неудобно, все больше и больше затекали ноги, руки, спина, еще немного, и она начнет стонать и плакать, требуя развязать. Эту картину Сергей наблюдал за время своей милицейской службы не раз и не два. Однажды он даже решил попробовать, каково это, лежать связанным «ласточкой». Попробовал. Больше пробовать такое не хотел. Его хватило на пятнадцать минут, и это воспоминание врезалось в память на всю жизнь. Очень плохое воспоминание.
Кстати сказать, после того как попробовал – больше никогда никого ТАК не вязал. Уж лучше избить, чем на «ласточку». Лучше стулом по башке.
– Итак, повторяю вопрос: что будет, если я выйду с территории тюрьмы? Что сделает ошейник?
– Ничего, я же сказала! – скрипя зубами, простонала женщина. – Развяжи!
