Но главное, что сразу бросилось в глаза, это фигура человека, сидевшего на стуле во второй части комнаты за стеклом. Там тоже светила такая же убогая лампочка, но и ее света было достаточно, чтобы понять, что человек там не отдыхает, а приведен насильно. Более того, он связан, привязан к стулу и сидит спиной к стеклу так, что лица не разобрать. Очевидно, это все же мужчина.
Лев подошел к стеклу и стал осматривать его. Хорошее стекло, толстое. А слева у стены и дверь, которая вела в этот «аквариум». А вот и два классических окошечка, через которые общались люди с теми, кто сидел когда-то в дальней комнате.
— Эй, вы! Вы живы? — наклонившись, крикнул он в окошечко.
Человек на стуле вздрогнул и закрутил головой. Кажется, он спал или находился в наркотическом опьянении. И в чем здесь ловушка? Явно придется освобождать этого несчастного, и явно это будет, по предположению Режиссера, не просто.
— Не подходите к двери! — вдруг закричал человек с истерическими интонациями. — Ни в коем случае не прикасайтесь к двери!
— Спокойно, спокойно, я просто разговариваю с вами, — ответил Гуров. — Кто вы, мне знаком ваш голос. Я — полковник полиции Гуров. Вы кто?
— Гуров? — заволновался человек, и сыщик тут же узнал его. — Лев Иванович! Это я… Помогите мне, я не знаю, что происходит. Это ужасно!
— Спокойно, Иван! Теперь все будет хорошо.
— Да, да! Это я — Красовский!
— Я понял, Ваня, понял. Что произошло, расскажи мне?
Гуров задавал вопросы, а сам пытался осмотреться внутри второй комнаты. Там какая-то ловушка, раз Иван просит не трогать дверь. Значит, он что-то видит, или преступник лично его предупредил.
— Лев Иванович, там вам оставили какую-то записку. Я сам ничего не соображаю. Просто на меня на улице кто-то напал. Мне прижали к лицу влажную тряпку, и я почти сразу потерял сознание, даже не успел сопротивления оказать. А потом пришел в себя вот здесь, на этом стуле, и связанный. У меня кружится голова, болит даже. И страшно очень.
— Кто вас похитил, вы видели этого человека?
— Нет, откуда? Он разговаривал со мной со спины, я ничего не видел. А он запретил поворачиваться, обещал убить, если повернусь. Потом сказал, что за мной придете вы, и он для вас оставил записку. И еще говорил, чтобы вы дверь не трогали, а то случится несчастье. Поверьте ему, прошу вас!
— Да, да, конечно, — пообещал Гуров, пытаясь разглядеть что-то на потолке за лампочкой.
Лампочка слепила глаза и не давала возможности рассмотреть, что там. В комнату за стеклом никак не попасть, кроме двери. Окошечки слишком маленькие, второй двери нет, выбить стекло можно, но опасно, потому что последствия для Красовского непонятны. Чертов Режиссер, что он там придумал?! Гуров покрутился, освещая фонариком все горизонтальные поверхности, пока наконец не увидел записку. Она лежала на полу прямо перед дверью, ведущую в комнату за стеклом. Небольшой листок бумаги, прижатый по углам какими-то камушками.
— Иван, не волнуйтесь, все будет хорошо, — громко говорил Гуров, стараясь успокоить архитектора. — Скажите, по какой улице вы шли, когда на вас напали?
— Да прямо возле дома. Лев Иванович, там Анька, наверное, с ума уже сошла. Позвоните ей, успокойте, соврите что-нибудь!
— Позвоню, не шумите, — поднимая записку, сказал Гуров. — Несколько минут роли не играют, а здесь телефон не видит сети. Вы же не хотите, чтобы я ушел наверх звонить и оставил вас одного. Позвоню потом.
Он специально говорил много, чтобы Красовский чувствовал себя спокойнее. Главное, не перегибать палку и не рассказывать ему сказок. Он ведь не дурак, он ведь все прекрасно понимает. Его похитили, значит, похищение имеет какую-то цель, а сыграть в шахматы с похищенным в истории похищений еще никто и никогда не предлагал. Расчленяли, это было. Чаще просили выкуп, а потом уже расчленяли. Это Красовскому первым делом придет в голову, с его-то паникерской психикой.
Записка была написана в том же стиле, что и сообщения, приходившие Гурову на электронную почту от Режиссера. Точнее, напечатана все на том же лазерном принтере без заметных особенностей или дефектов печати.
«Нашел записку, Гуров? Молодец! Теперь запоминай, что ты должен сделать. Твой друг погибнет, если ты начнешь ломать дверь или попробуешь разбить стекло. Твой друг погибнет, если ты попытаешься выйти наверх и позвонить в полицию, МЧС или в другое место. Телефоны здесь не берут. Думай сам. Дверь можно открыть ключом, ключ висит на потолке. Время ограничено. Дверь, через которую ты вошел, уже заварена. Посмотрим, какой ты умный. Вперед, Гуров!»
Первым порывом сыщика было броситься назад и проверить, правда ли дверь кто-то успел заварить, пока он тут копается. Много текста в записке, какое-то недержание словесное. Такое бывает у ущербных, считающих себя умнее других или пытающихся это доказать. Тут они обычно и горят. Ладно, надо вызволять архитектора, а то Маша мне не простит, если я брошу в беде мужа ее подруги, подумал Гуров и улыбнулся, вспомнив Анну Красовскую, ее большие испуганные глаза и торопливую речь. Актриса она была хорошая, но узкоспецифическая.
Ключ! Он поднял голову и стал водить лучом светодиодного фонаря по потолку. Потолки были здесь высокие, не меньше четырех метров. Ага, вот и он. В полуметре от лампочки на какой-то веревочке висел дверной ключ от врезного замка. Лев вернулся к двери и прикинул, подойдет ли этот ключ. Кажется, должен подойти, если только рисунок вырезов на «бородке» совпадает. Не факт, что это единственный ключ в комнате и не придется выбирать из нескольких один подходящий.
На месте Режиссера Гуров так бы и сделал, разместив в разных труднодоступных местах по одному ключу и тем самым ограничив участника квеста во времени. Но беглый осмотр не дал результатов. Кажется, другого ключа тут не было, да и в записке упоминался всего один ключ. Хорошо, но как его достать? Палок в помещении не видно, стремянок или чего-то, из чего можно собрать лестницу и влезть…
— Лев Иванович! — неожиданно заорал Красовский. — Не бросайте меня, Гуров!
— Да не орите вы! — громко ответил Лев, разглядывая то ключ под потолком, то полы в помещении. — Я же сказал, что без вас не уйду. Сидите и ждите. Будьте мужиком, в конце концов!
— Я не спецназовец, я всего лишь архитектор, — заныл Красовский. — Не требуйте от меня больше, чем мне дано природой. Пусть я трус, но трусы хотят жить. Вам не понять, вы полковник.
— Ну, не обязательно считать вас трусом, — вздохнул Гуров. — Страшно бывает всем.
Он смотрел на висевший под потолком ключ и размышлял, как его достать. Бросить что-то тяжелое? Веревка старенькая, какой-то шпагат, но чтобы он порвался, нужно за него потянуть. Палки с крючком нет, лестницы тоже. Хоть бы приступка какая была, с которой можно было бы прыгнуть и ухватиться за веревку. Веревка! Не палка, а веревка, мелькнула мысль. Есть тут еще веревки, шпагаты или нечто похожее, что можно бросить, привязав к концу тяжеленький грузик. Конец веревки с грузом обмотается вокруг шпагата с ключом, и можно тянуть!
