– Могут, – легко согласился Иван Серов, понимая, что майор оказался не таким простым, как могло показаться на первый взгляд. – И что там дальше было?
– Отвел в СМЕРШ, как и полагается. Они там разберутся, что с этим гадом дальше делать! А так у нас все тихо, – заверил Ефимцев. – А чего еще здесь немецким агентам делать? Война в этих местах закончилась. Еще парочку старост опознали, сейчас где-то по подвалам прячутся… Мы их сегодня же и арестуем, вот тогда совсем полный порядок будет.
Во многом майор был прав: диверсантам и прочим немецким агентам в Гжатске делать было нечего. Вот разве что на развалины посмотреть. Агенты-наблюдатели оседают в крупных районных центрах, с серьезной промышленностью. Немало их крутится в прифронтовой зоне. Вот там работы для контрразведки хоть отбавляй! Однако успокаиваться было рановато. Товарищ Сталин хотел побывать в Вязьме и во Ржеве, где и сейчас было горячо, и лично познакомиться с обстановкой на Западном и Калининском фронтах. А потому на душе было тревожно.
Сев в «Виллис», Серов доехал до городского НКВД, где связался с Главным управлением СМЕРШа.
Трубку поднял сам Абакумов.
– Виктор Семенович, я сейчас в Гжатске нахожусь, ты не мог бы мне подсказать, какая сейчас оперативная обстановка в самом городе. Ну и обрисовать ситуацию в Вязьме и во Ржеве. Я, конечно, располагаю кое-какой информацией по своим источникам, но хотелось бы иметь более полную картину, может быть, я что-то упустил.
Начальник Главного управления контрразведки СМЕРШ и заместитель народного комиссара обороны Виктор Семенович Абакумов был из тех людей, которым не нужно было что-то разъяснять, всего-то хватало полунамека. О планируемом выезде Сталина знало всего лишь несколько человек, Абакумов входил в их число.
– Понимаю… Сейчас в Гжатске относительно спокойно. Если и были какие-то диверсанты, так их выловили в последние недели. Что касается Вязьмы и Ржева, то прямо хочу сказать, что там не все так просто. Города находятся в прифронтовой полосе. Немцы не теряют надежды отбить их у нас. По нашим оперативным данным, в городах осталась сильно разветвленная агентурная сеть. Мы, конечно же, их выявляем, но работы еще очень много. Я бы посоветовал тебе и… товарищу Иванову, а также тем людям, с которыми ты поедешь в Вязьму и во Ржев, соблюдать повышенную конспирацию. Ни одна деталь не должна привлечь вражеских агентов. Иначе могут возникнуть серьезные осложнения.
– Я тебя понял, Виктор Семенович, со своей стороны мы делаем все возможное. Но я бы хотел тебя попросить, чтобы ты тоже подключился к этой работе. В течение ближайших двух дней в районе Вязьмы и Ржева не должно быть ни одного диверсанта.
– Я все понимаю, Иван Александрович, – отозвался Абакумов. – Мы уже подключились и сейчас проводим контроперации. Я не стану вдаваться в подробности, но хочу сказать: в течение ближайших двух дней они будут или задержаны, или уничтожены.
– Хороший ответ, Виктор Семенович. Очень надеюсь, что так оно и будет.
Иван Серов с некоторым облегчением положил трубку. Все-таки приятно иметь дело с человеком, которому не нужно много объяснять.
Вырвав из кармана листок бумаги, Иван Александрович поднял со стола остро заточенный карандаш и написал: «Совершенно секретно. Центр. Все подготовлено для приема хозяина. Можно выезжать. Александр». Затем взял конверт, вложил в него записку и заклеил.
Подозвав майора Ефимцева, приказал:
– Доставьте этот пакет в шифровальный отдел Тридцатой армии. Скажете, что от комиссара второго ранга Серова… Пусть немедленно отправят. За его доставку вы отвечаете лично головой… И еще вот что, возьмите с собой на всякий случай двух автоматчиков.
– Слушаюсь, – произнес изрядно пропотевший Ефимцев.
Глава 9
1 Августа. Вокзал Кунцево. Отъезд Сталина на Западный фронт
Ровно в десять часов вечера к небольшому зданию железнодорожного вокзала Кунцево подъехали три бронированных «Паккарда». Иосиф Сталин предпочитал именно эту модель автомобиля. Его кортеж составлял не менее семи машин, которые всегда двигались на большой скорости и по ходу движения машины менялись местами.
В этот раз кортеж был куда скромнее, но сделано это было из соображений конспирации, чтобы не привлекать к машинам повышенного внимания.
Станция, оцепленная батальоном НКВД, была пуста. Лишь путевые обходчики не спеша брели по железнодорожному полотну и несильными ударами костыльного молотка проверяли рельсы на целостность. На третьем пути что-то вызвало их озабоченность, и дежурный смены бойко доложил о неисправности подошедшему инспектору. Еще через несколько минут проблемный участок оградили сигнальными флажками, а двое рабочих, вооруженных ломами, принялись усердно ковырять шпалы.
На первый путь подогнали спецпоезд особого назначения, состоящий из древнего, выкрашенного в черный цвет паровоза (с могучей дымовой коробкой, в центре которой была нарисована ярко-красная звезда, сильно почерневшая от копоти), старых вагонов и платформ, груженных суковатым лесом, поленьями, сеном (связанным в огромные тюки), углем, щебнем, песком. В середине состава находились две теплушки и один мягкий вагон. Столь же непримечательные, столь же старые. В начале и в конце состава – бронированные платформы, на которых стояли артиллерийские установки. Окна вагонов закрыты занавесками. Оставалось лишь гадать: по какому капризу судьбы старый, вышедший в тираж состав, оказался на станции Кунцево.
Иосиф Сталин находился в третьем автомобиле. Самостоятельно распахнул дверь и зашагал к перрону. Одет он был неброско, в гражданскую одежду: в серое, под стать унылой погоде пальто; на ногах яловые сапоги; на голове фуражка с лайковым козырьком, на которой была пристегнута звезда. Немного постоял, внимательно осмотрел паровоз, потом сказал подошедшему Берии:
– Давно я на таких старых поездах не ездил. Наверное, с самого Царицына. Где вы его отыскали? – В голосе Сталина прозвучали теплые нотки, встреча с молодостью, пусть даже таким образом, доставила ему удовольствие.
– Стоял на запасной станции в Люберцах.
– Много в Советском Союзе таких паровозов?
– Именно таких – шесть паровозов, товарищ Сталин, – блеснув пенсне, отвечал Лаврентий Берия.
– Это хорошо… В следующий раз, когда я поеду на фронт, мне бы хотелось, чтобы был именно такой паровоз.
– Так и будет, товарищ Сталин, – бодро ответил Берия, зашагав следом.
Сталин поднялся в вагон.
Внутри мягкого вагона убрали лишние перегородки, встроили шумовую изоляцию. Стены были отделаны темно-коричневой кожей, а вот потолок обит красным деревом. Поставили кожаный диван, на котором можно было бы не только удобно отдохнуть, но и при надобности вздремнуть. По углам провели мягкий свет (яркого Сталин не любил). Смастерили длинный стол, за котором могло бы разместиться едва ли не все Политбюро. Покрыли мраморными плитками. Расставили около десятка стульев, Для уюта даже поставили канделябры на три свечи.
