* * *
– А теперь давай на дорожку, – предложил Сталин, поднимая бокал с вином. – За победу!
Выпив вино, Сталин мягко поставил бокал на стол.
– Товарищ Сталин, мне бы хотелось с вами сфотографироваться, так сказать, в боевых условиях! – неожиданно предложил Еременко, осмелевший после выпитого бокала вина. Оценив молчание Верховного в свою пользу, добавил: – Вместе со мной приехала кинобригада. Там и фотографы хорошие имеются, и операторы есть. Они лучшие на всем фронте. Да что там на фронте… Такую кинобригаду, как у меня, даже на «Мосфильме» не встретишь!
Иосиф Сталин взял с тарелки кусочек хлеба и, тщательно пережевав, отвечал:
– Мысль очень дельная, Еременко.
– Конечно же, товарищ Сталин, – воодушевившись, подхватил довольный генерал-полковник, широко улыбаясь. – Я прямо сейчас и распоряжусь, чтобы их позвали.
– Не торопитесь, – мягким голосом попридержал генерал-полковника Верховный главнокомандующий.
Андрей Иванович обескураженно опустился на место, в ожидании уставился на Сталина.
– Давайте сделаем так, Еременко, – завтра ваш фронт пойдет в наступление на Смоленск, и я очень надеюсь, что все сложится удачно, вот как только ваш фронт освободит Смоленск, тогда и сфотографируемся. Условимся даже так… Вы мне сразу звоните из Смоленска и говорите: «Товарищ Сталин, приезжайте в Смоленск, город освобожден, давайте с вами сфотографируемся». И я специально приеду в город, чтобы сфотографироваться с вами. Договорились, Еременко?
– Договорились, товарищ Сталин, – ответил Андрей Иванович, стараясь не выдать своего разочарования.
Глава 33
6 августа. В Москву!
Пробило восемь часов утра – время, когда следовало разбудить Сталина. Иосиф Виссарионович лежал, не раздеваясь, поверх одеяла на правом боку, слегка подогнув ноги. Снял лишь только сапоги, которые аккуратно поставил подле кровати. Дышал он глубоко и ровно, слегка посапывая. Будить его было жаль. После секундного колебания Иван Александрович наклонился над Верховным и произнес:
– Товарищ Сталин, вы просили разбудить.
Иосиф Виссарионович пробудился мгновенно, перевернувшись на спину, спросил:
– Уже восемь?
– Так точно, товарищ Сталин.
– Скажите, чтобы приготовили к завтраку крепкого чая. Можно лимон, если есть.
– Распоряжусь, товарищ Сталин, – сказал Иван Александрович и вышел из комнаты.
Во дворе Серов встретил дежурного майора и передал пожелания Сталина. Выслушав, офицер немедленно заторопился к речке, где располагалась полевая кухня.
Позавтракали быстро, по-деловому. Серов прошел по деревне, проверил посты. Все были на своих местах. Предстоящий отъезд пока их не касался. Пограничники уйдут в самую последнюю очередь.
Подле забора стоял сталинский «Паккард». Возле него прежний шофер заботливо протирал светлой ветошью и без того чистые крылья. Машина сверкала как полированная.
Офицеры готовились к отъезду. Выглядели напряженными, явно нервничали, подобное состояние бывает лишь перед дальней дорогой. Их настроение выдавало лишь количество папирос, выкуренных больше обыкновенного. У грузовика по команде «вольно», спрятавшись в тени, стояло отделение автоматчиков.
Все готовились к отъезду. На станцию уже подогнали спецпоезд, и охрана, разместившись в теплушках, терпеливо дожидалась появления Верховного главнокомандующего. Следовало доложить, что все приготовления закончены и можно выезжать.
Уже шагнув в комнату Сталина, Иван Александрович увидел через оконце, как с речки тягач тащит полевую кухню.
– Можно выезжать, товарищ Сталин. Спецпоезд подошел.
Иосиф Виссарионович согласно кивнул, а потом спросил:
– Что вы дадите хозяйке за наше проживание?
Пожав плечами, Серов отвечал:
– Предложу сто рублей, думаю, что она останется довольна.
Иосиф Виссарионович неодобрительно покачал головой:
– Думаю, что этого будет недостаточно. Отдайте ей продукты, которые здесь остались, – показал он на чулан, где были сложены ящики с тушенкой, крупы, макароны.
– Хорошо, товарищ Сталин, – вынужден был согласиться Серов.
– А что у вас там? – показал Иосиф Виссарионович на картонные коробки, стоявшие подле чулана.
– Фрукты: апельсины, яблоки, груши…
– Оставьте ей и фрукты, – распорядился Верховный главнокомандующий.
Иван Александрович невольно нахмурился.
– Товарищ Сталин, хочу честно признаться, я ей ничего не хотел оставлять.
– Почему? – удивился Иосиф Виссарионович, с любопытством посмотрев на Серова.
– Когда мы этот дом для вас подбирали, так она никого не хотела пускать. Скандал устроила. На всю улицу кричала, дескать, при немцах полковник в моем доме жил, а сейчас какой-то генерал будет жить, а когда же я буду в своем доме жить?
Иосиф Виссарионович весело рассмеялся:
– А хозяйка забавная. Знаете что, отдайте ей еще и вино. Я видел в шкафу три бутылки.
– Хорошо, товарищ Сталин, – лишь вздохнул Иван Александрович.
– Значит, машина уже ждет?
– Так точно, товарищ Сталин, можно выезжать. Я вас провожу до станции, а потом поеду на аэродром и встречу вас в Москве.
– Договорились, товарищ Серов, – согласился Сталин и вышел во двор.
* * *
Минут через тридцать были на железнодорожной станции. Паровоз стоял на парах, тяжело отдуваясь, и ждал команды к отправлению. Оцепление разомкнулось и пропустило тяжелый бронированный «Паккард» к самому вагону в сопровождении грузовика с автоматчиками.
Иосиф Сталин вышел из автомобиля, улыбаясь. По его лицу было заметно, что поездкой он доволен. О чем-то переговорил с Ворошиловым, что-то сказал подошедшему Жданову и, кивнув на прощание Серову, стоявшему здесь же, на платформе, поднялся в вагон.
Загрузилась в вагоны сталинская охрана, вышедшая на перрон размять ноги; следом заторопилось снятое охранение, а когда на платформе осталось всего лишь несколько сопровождающих, паровоз отдал протяжный прощальный гудок и шумно потянул за собой состав.
Иван Александрович сел в «Виллис» и поехал в деревню.
Хозяйку он застал на огороде, собиравшую укроп. Увидев вошедшего Серова, она, слегка робея, подошла.
– Так это же Сталин в доме жил, – едва ли не шепотом проговорила она.
– Именно так, – охотно согласился Иван Александрович.
– Чего же он уехал?.. Я его совсем не выгоняю, пусть дальше себе живет сколько хочет… коли понадобилось. Ну погорячилась малость, с кем не бывает.
Иван Александрович сумел подавить улыбку.
