Дом, в котором Изабель сняла квартиру, находился в Верхнем Вест-Сайде, на углу Девятнадцатой улицы и Риверсайд-драйв. Изабель здесь нравилось: через дорогу парк, рядом автобусная остановка, да и квартплата терпимая. По их с Луисом прикидкам, если устроиться на приличную работу и экономно тратить деньги, то вполне можно сводить концы с концами.
Миранда предлагала Изабель на обустройство в Нью-Йорке дополнительно снять деньги с банковского счета, который много лет назад открыли для нее Флора и Алехандро, но та наотрез отказалась.
«В конце концов, — говорила себе Изабель, — эти деньги еще пригодятся. Надо же когда-нибудь и «Дрэгон текстайлз» выкупать!»
Квартира, которую подыскала для Изабель Лига студентов-художников, находилась на первом этаже и выходила окнами в переулок. Небольшая спальня, тесная ванная, крошечная гостиная-столовая и, наконец, закуток, громко называемый кухней. Главным недостатком помещения являлось полное отсутствие солнца. И мало того, все здесь было выкрашено в темно-коричневый цвет. Уже через несколько минут пребывания здесь она почувствовала приступ клаустрофобии.
Впрочем, после трехчасовой уборки в квартире стало уютнее. Миранда уже начала застилать кровать Изабель, когда в двери появилась претендентка на вторую койку.
— Такого свинарника вы, наверное, еще не видели, правда?
Изабель и Миранда разом обернулись и увидели толстую коротышку, голубоглазую и черноволосую. На ней были брюки-клеш, едва сходившиеся на талии, чересчур длинный пестрый жилет, блуза с очень длинными рукавами и черная кепка, едва не падавшая с головы.
— Как говорится, за что заплатил, то и получи, — заявила вошедшая. — Все тут отдает дешевкой.
— Меня зовут Изабель де Луна, — представилась ей Изабель. — А это моя мать, Миранда Дюран.
— Отлично!
Они пожали друг другу руки, и тут Изабель обратила внимание на ее ногти — длинные-предлинные, цвета баклажана. Мало того, на каждом ее пальце красовалось по нескольку колец и перстней, на некоторых из них были выгравированы знак Зодиака, изображающий Овна, греческий символ женщины и еврейская звезда Давида.
— А как зовут вас? — спросила Миранда, стараясь справиться с шоком.
— На самом деле меня зовут Хейзел Штраус, — презрительно сморщив нос, заявила девушка, — но по понятным причинам с десяти лет я перестала употреблять это имя. Теперь меня зовут Скай.
— Скай? Небо?
— А почему бы и нет? — отвечая на вопрос Изабель, сказала Скай. — Глаза у меня голубые, натура возвышенная, а тело просто божественное. Полное сходство с небом! — засмеялась она. — Итак, что мы будем делать с этой квартирой? — уперев руки в боки и презрительно поглядывая по сторонам, спросила Скай. — Тут как в бочке с черносливом. Этот цвет надо убрать!
— А я так боялась, что тебе понравится! — с облегчением произнесла Изабель.
В понедельник Миранда уезжала домой с легким сердцем, зная, что беспокоиться не о чем. Квартиру привели в порядок, Изабель и Скай друг другом вполне довольны.
Несмотря на свое обещание Луису, перед отъездом Миранда все же поговорила с Изабель о Нине.
— Я постараюсь что-либо разузнать, — обняв Миранду, ответила Изабель. Через несколько дней, кратко обрисовав Скай ситуацию, она вынуждена была, однако, согласиться с мнением своей новой подруги: кто хочет исчезнуть, тот исчезает.
Лига студентов-художников располагалась в Доме изящных искусств. Это было известное учебное заведение, из стен которого вышли такие выдающиеся мастера, как Джорджия О'Кифф, Дэвид Смит, Айрин Райс Перейра и многие другие, картины которых сейчас украшали стены музеев или экспозиции частных коллекций.
В первый день занятий Изабель вошла в учебную аудиторию не без трепета. Кларк славился своей нетерпимостью к начинающим. Для того чтобы отсеять ленивых, он применял своеобразный способ: занимался со своими студентами до тех пор, пока большинство из них не ломалось и не уходило навсегда. Изабель была уверена, что в число аутсайдеров не попадет, но все-таки…
Внешность преподавателя произвела на Изабель сильное впечатление. Седые волосы до плеч, резкие черты лица, высокий, умный лоб, пытливые голубые глаза. Длинные, грациозные пальцы вполне могли бы принадлежать хирургу или пианисту. Тем не менее было в нем что-то отталкивающее, и Изабель сразу вспомнила разговоры о той, которую он страстно любил и которая исчезла без следа.
— Меня зовут Эзра Эдвард Кларк, — без улыбки произнес преподаватель. — Моя задача — помочь вам решить, будете ли вы художниками. Я собираюсь не столько учить вас, сколько испытывать вашу решимость. — Заложив руки за спину, он прошелся по аудитории. — Люди считают, что искусство требует вдохновения. Ну, так что такое вдохновение?
— Это то, что заставляет писать, — густо покраснев, нарочито самоуверенно ответила Скай.
— А если я угрозами заставлю вас писать, это тоже будет вдохновение?
— В определенном смысле.
Эзра некоторое время задумчиво смотрел на Скай, а затем решил все же действовать по своему первоначальному плану. Он предложил другим студентам определить источник вдохновения. Ответы его не удовлетворили.
Резко повернувшись, Кларк обратился к до сих пор хранившей молчание Изабель.
— Я думаю, вдохновение — это просто другое название творческой энергии, поэтому оно присутствует всегда. Надо только его разбудить.
Эзра кивнул. Он уже много лет в первый день занятий задавал студентам такой вопрос, но до сих пор лишь дважды получал правильный ответ. Оба этих студента уже прославились. Возможно, новенькая так же хороша, а может, и еще лучше.
— Пробуждение творческой энергии — это как раз то, чем мы здесь занимаемся, — сказал Эзра, обращаясь уже ко всем. — Каждый должен купить пять холстов размером три на четыре и ежедневно заполнять одно из этих полотен. Не половину холста, а целый. Не рисунком или наброском, а полностью скомпонованной и тщательно продуманной картиной. В конце недели вы предъявите их для оценки.
— Картину в день? — ужаснулся бородатый молодой человек в черном. — Это невозможно!
— Если вы действительно талантливы, то сможете, — невозмутимо ответил Эзра и хлопнул в ладоши. — В первую неделю нарисуете пять портретов одного и того же человека.
Естественно, Изабель и Скай принялись рисовать друг друга. Портреты, выполненные Скай, были технически совершенны, но не представляли собой ничего особенного. Черты лица переданы правильно, но никакой игры воображения. Картины Изабель, напротив, были прорисованы небрежно, но впечатление оставляли сильное благодаря игре цвета и красок.
Поскольку большинство студентов еще до прихода в лигу успели получить какое-то первоначальное художественное образование, поставленная перед ними задача нарисовать пять портретов одного и того же человека была пусть утомительной, однако вполне выполнимой. Задание, полученное на следующей неделе, — написать пять портретов разных людей было посложнее, но все равно не представляло особой проблемы. То же самое относилось и к ландшафтам в стиле импрессионистов, и к акварельным морским пейзажам а-ля Джон Тернер, а вот когда Кларк попросил нарисовать картины на бытовые темы, кое-кто из студентов начал роптать.
