— Она нам понравилась.
— Мне она тоже нравится, — ответил Филипп и подмигнул Изабель, которая улыбнулась в ответ.
Скай делать было нечего. Сэм уехал осматривать американскую сборную по горным лыжам, Филипп занимался своим лагерем, Джонас работал, а Изабель и Сибил отправились в Таос. Скай ехать с ними отказалась, но неожиданно заскучав, решила навестить Миранду в «Очаровании».
— Привет! Я хотела бы обсудить с тобой некоторые вопросы относительно новой галереи.
— Не сегодня, Скай. Давай как-нибудь в другой раз. — Она явно торопилась и хотела поскорее отделаться от гостьи.
Скай кивнула и направилась к своей машине. Она уже готова была отъехать, как вдруг увидела, что Миранда села в машину Луиса и они поспешно отъехали. Впоследствии она не могла определить, что заставило ее следовать за ними: любопытство, каприз или желание придраться к Миранде.
Странно, Дюраны уже накануне вечером выглядели какими-то печальными. Скай поделилась своим впечатлением с Сэмом, и он сказал, что в июне умер их сын; они всегда становятся такими в это время.
Дюраны долго ехали вдоль невыразительных окрестностей и в конце концов подъехали к кладбищу, провели там около часа и поспешили обратно.
Только тогда Скай вышла из машины.
Дюраны были католиками, Скай это точно знала, хотя на этом кладбище редко хоронили христиан. Здесь не было больших крестов, ангелов, скульптур Богоматери и изображений сцен жизни Христовой и евангельского жития святых, зато на могильных плитах обнаружилось изображение Талмуда, инкрустированной свечи хавдала, которую зажигают на светлый праздник шаббата, цветка с шестью лепестками, подозрительно напоминающего шестиугольную звезду Давида, и лампы, символизирующей Вечный Свет. Надгробные камни были выполнены в форме арок, традиционно ведущих к Торе, а зачастую и к розе, которой Сефардим, родоначальник испанских иудеев, приветствовал Моисея, получавшего десять заповедей Господних.
Некоторые символы Скай распознала без труда. Она знала также содержание двадцать третьего псалма и, опираясь на него, худо-бедно разобрала все, что хотела.
Взглянув на один из камней, Скай заметила вверху изображение чупы, иудейского обрядового полога, под которым жених и невеста приносили клятвы верности. На другом она увидела два высеченных свитка: один свернутый — это Тора, другой раскрытый — книга королевы Эстер.
А вот надгробие в виде трехгранной призмы. На каждой из граней выбито имя Габриеля Абелино Дюрана, а сверху — таллит, молитвенный головной убор мужчин.
На глаза Скай навернулись слезы, когда она наткнулась на имя ребенка Миранды и Луиса, которого они потеряли много лет назад. Над именами она заметила цитату из Торы, которая гласила: «Пусть я бреду по долине, окутанной тенью Смерти, мне не страшно никакое зло».
И все же зла Дюраны боялись. Если бы дело обстояло иначе, они не скрывали бы эту часть своей жизни. Они не выдавали бы себя за католиков. Скай тряхнула головой и отерла слезы. Все понятно. Понятно и то, почему Дюраны с момента знакомства с ними вызвали в ней необъяснимое раздражение. Их истинные лица скрывала та же маска скорби, которую носили ее родители.
Вот оно — объяснение странному молчанию Миранды и Луиса, когда она завела разговор об акте вандализма в Эль-Пасо. И название экспозиции Миранды — «Восемнадцать» — теперь яснее ясного.
Скай, конечно, подозревала, что здесь что-то не так, а теперь получила фактическое подтверждение своим подозрениям. Несмотря на стойкое раздражение, ее всегда тянуло к Дюранам, это семейство было ей интересно. Отныне тайна раскрыта: Дюраны тоже дети тех, кто выжил. Родители Скай бежали из Европы после Второй мировой войны, а их предки покинули Испанию, будучи приговоренными к изгнанию.
Вся разница заключалась в том, что родители Скай перебрались в Америку, где можно было свободно исповедовать иудаизм, а предки Дюранов — в Новую Испанию, где притеснения на религиозной почве оказались такими же жестокими и тираническими, как в Испании при королеве Изабелле. Штраусы жили открыто, не скрывая свои еврейские корни. Предки Дюранов были обречены на двойную жизнь. Пятьсот лет под покровом тайны они передавали иудейские заветы из поколения в поколение.
Еще раз коснувшись могильного камня, Скай прочитала каддиш в память о Габриеле и всех тех, кто стал жертвой своего вероисповедания.
На обратном пути в Санта-Фе Скай размышляла, не поговорить ли ей с Мирандой и Луисом о том, чему она невольно стала свидетелем. Впрочем, надо сначала посоветоваться с Сэмом; если он сочтет недопустимым раскрывать чужую тайну, то она так и сделает. Хейзел Штраус умела хранить тайны.
Глава 24
Нью-Йорк
Сидя за рабочим столом и взбадривая себя третьей чашкой кофе, Нина читала статью о предстоящих выборах. Надо же, сколько грязного белья вытащили на всеобщее обозрение!
Просматривая остальные новости, Нина обратила внимание на крошечную заметку об открытии галереи Скай и задохнулась от возмущения, прочитав о том, что на первой выставке будут представлены работы Изабель де Луна.
— Надо же, какая неожиданность!
Однако настоящей неожиданностью для нее стало сообщение секретаря о том, что с ней хочет поговорить ее мать. Нина похолодела. Она не общалась с Мирандой много лет. Что ей понадобилось?
— Скай и Сэм Хоффман! — воскликнула она вслух. — Вот, наверное, в чем дело. — Нина вспомнила, что месяц назад прочла сообщение об их помолвке в «Нью-Йорк таймс».
Любопытство оказалось сильнее ее, и, затаив дыхание, она сняла трубку. Голос на противоположном конце провода принадлежал не Миранде, а некой Бринне Джонс. Нина тотчас вспомнила, что эта женщина отозвалась на ее объявление о поиске матери.
Так же как и другим отозвавшимся, Нина послала ей письмо с просьбой выслать подробности о брошенном ребенке и документы, подтверждающие родство.
Связываясь с людьми, Нина задавала им соответствующие вопросы. Вот и сейчас она спросила: когда родился ребенок? «22 февраля 1954 года». Где он был оставлен? «В мусорном ящике возле церкви Святого Франциска». В каком виде был оставлен ребенок? «Чистым и вымытым, завернутым в розовый свитер, с пуповиной, перевязанной шнурком от ботинка». У Нины задрожали руки. Только та женщина, которая дала ей жизнь, могла знать цвет свитера и то, что пуповина была перевязана шнурком.
Со смешанным чувством восхищения и трепета Нина заказала билеты на самолет, чтобы на следующий же день вылететь в Сан-Диего на встречу с Бринной Джонс.
В самолете Нина то воспаряла в надежде обрести реальную мать такой, какой она ее представляла, или даже лучше, то погружалась в пучину страха обмануться в своих ожиданиях. Не могла же она обзавестись матерью, которую не принял бы свет. Особенно сейчас.
Нина устала быть любовницей Энтони и решила стать четвертой и последней миссис Гартвик. Помешать этому могла лишь тень ее прошлого.
