— Видишь, лейтенант, с какими олухами приходится воевать?!
— Товарищ майор!.. — попытался вставить что-то в свою защиту Глушко. Потом застеснялся, покраснел.
— Ладно, ладно, рядовой Глушко, застегните оставшуюся пуговицу. Встаньте, как полагается. Расскажите нам с лейтенантом Гаровым, как там чувствуют себя задержанные.
Глушко поправил рубашку, штаны и ремень. Вытянулся. Помолчал секунду. Затем, как будто бросаясь на амбразуру, на одном дыхании выпалил:
— Товарищ майор? Разрешите доложить? Задержанные вчера вами два «боевика» сидят в погребе тихо. Но не потому, что такие послушные. Я так мыслю, что просто сил у них не осталось. Вы как их ночью воспитали, так они до сих пор и лежат в крови. Иногда говорят «суки», «все равно всех порвем».
— А ты че? Сидишь над ними и бред их специально слушаешь? — спросил Смирнов. — Ты бы лучше книжки читал. В них иногда правду пишут. Какая у тебя любимая книжка, Глушко?
Рядовой задумался. Потом ответил:
— «Три медведя».
Гаров прыснул от смеха, повернувшись в сторону. Сделал вид, что закашлялся.
Майор Смирнов с умным лицом продолжил:
— Это что? Сказка что ли такая? Сказки, значит, любишь? Сказки — это конечно, хорошо! А последнюю, какую книгу ты прочитал, Глушко?
Глушко немного растерялся. Опять подумал. Произнес:
— «Три медведя».
Гаров «закашлялся» еще сильнее. Смирнов глянул на него, слегка улыбнулся, затем с деланно важно-серьезным лицом произнес:
— Глушко! Вот от твоих ответов лейтенант Гаров поперхнулся. Ты хоть думаешь, что говоришь? Слава богу, дожил до девятнадцати лет. Девятнадцать тебе?
— Так точно.
— Так неужели ты последний раз читал книги в третьем классе?
— Да нет, — улыбнулся Глушко. — Она у меня под подушкой. Я перед сном ее читаю.
— Кого? — спросил Смирнов, широко раскрыв глаза. — Сказку «Три медведя»?
Гаров уже хохотал в открытую, не в силах сдержаться. Глушко, глядя то на Гарова, то на смеющегося Смирнова, искренне не понимал, что происходит. Покраснев сильнее, чем от расстегнутой ширинки, силился понять, что же в его ответах не так.
— Товарищ майор, я вам честно сказал. А вы!
— Глу…ш…кко… А т-ты… это… «Про Ку…рочку Ря…бу» чита-ал? — заикаясь от смеха, спросил майор. — Я тебе принесу… Знаешь? Тоже… ин…нте…ресно!
В вагончик зашел прапорщик Мердыев с большим пакетом:
— Смеемся, значит? Опять Глушко чего-нибудь сморозил?
Смирнов, все еще задыхающийся смехом, спросил Мердыева:
— Леха!.. Ты «Три медведя» не читал?.. Ха-ха-ха… Вот Глушко советует. Говорит хорошая книжка… У него — на-астольная. Прям, как Библия. Мердыев, деловито закладывая в холодильник продукты из пакета, мельком глянул на обиженного Глушко:
— «Три медведя» — отличная сказка. Мне мама читала. Что тут смешного? Плохо, что Глушко других книжек не читает. Хочешь, Ромка, я тебе «Войну и мир» первый том принесу? В одной из пустых квартир грозненских захватил с собой. Может, думаю, пригодится. Хочешь?
— Хочу, — буркнул насупленный Глушко.
На громкий смех вышла из другой комнаты вагончика жена майора — Светлана:
— Чего издеваетесь над мальчишкой?
— Кто здесь мальчишка? — резко переспросил майор. — Глушко — солдат, защищающий свою Родину — Россию, вместе с тем свою маму и свою деревню Глушкино. Он должен знать свою страну, своих героев, своих писателей. Чем он отличается от тех, кто говорит «порвем, суки»? «Тремя медведями»? А если чеченцы в эту дверь войдут, Глушко как Машенька выпрыгнет в окошко и побежит домой к маме?.. Хм… Мальчишка… — Смирнов презрительно хмыкнул.
В это время где-то недалеко грохотнуло. После взрыва началась перестрелка очередями. Смирнов быстро развернулся, схватил с кровати автомат и ринулся к дверям, отталкивая Глушко. Не останавливаясь, обернулся:
— Гаров! Со мной?
— Да! Конечно! — Сашка схватил такой же автомат и легко побежал за майором.
— А мне? Мне что делать? — раздался из вагончика голос Глушко.
— «Войну и мир» чита-ать! — донесло эхо ответ Смирнова.
— Сщас достану, — проговорил Мердыев, продолжающий суетиться вокруг продуктов.
— Откуда тортики с пельменями? — спросила Светлана. — Здесь есть магазин?
— Да какой магазин? — улыбнулся Мердыев. — Надо же чеченцам как-то зарабатывать. Вот и приходят в аэропорт торговать. А я как увижу их: «Где разрешение? Нету? Вот и идите отсюда!» Так чтоб остаться, они мне пакеты с едой дают. Так и живем.… Держи! — протянул прапорщик Мердыев рядовому Глушко, вытащенный из-под матраса том Толстого.
Глава 7.
Монотонно из ординаторской доносился четкий ритм времени. Дверь в палату была приоткрыта. Тихий час Даша Свириденко не любила с детства, с тех пор, как из-за частых ее болезней маме пришлось забрать из детсадовских ясель. Она одна не спала. Проектировала мысленно предстоящий таинственный процесс, иногда бралась за спицы — детские штанишки были почти готовы. Часы прозвенели четыре раза, когда низ живота стал неестественно влажен. Болей никаких не последовало, но Даша испугалась — вдруг ее малышу не терпится появиться на свет? Не решившись будить соседок, она молча встала и поспешила к выходу. По ее подсчетам до назначенной даты осталось два дня. Медсестра-акушерка, рассмотрев ее, распластанную по креслу, покачала головой: «Воды отошли, на сухую рожать будешь…».
Рожать естественным путем вообще не получилось. Через тринадцать часов Дашу, измученную схватками, практически без сознания, отвели в хирургическое отделение, вызвали бригаду врачей и медсестер. Бывшая одноклассница, теперь — реанимационная сестра, подошла к Дашиному истерзанному уколами телу, ласково шепнула:
— Хороший врач кесарить будет. Я подходила к нему. Говорю: красотулю нашу не испортите! — Татьяна улыбнулась и отошла.
— Где тут наша венка? Ну-ка кулачком поработай! — проговорил анестезиолог Даше, легко заигрывая между делом с одной из медсестер. Почти все присутствующие знали, что они любовники. Даша тоже об этом уже слышала. И ей было приятно засыпать во флюидах тайной любви, витающих над ней. Она закрыла глаза. Последние слова анестезиолога: «Даша! Посчитай мне до десяти-и-и-и!» — прозвучали как в микрофон, потом растворились, словно эхо в горах. Она доверчиво улыбалась. Спала.
Как не готовился мысленно к предстоящему событию курсант Свириденко, телеграмма свалилась все-таки неожиданно. Он не знал что делать, куда идти, что кому говорить. «Родился сын». У него родился сын. У НЕГО! ЕСТЬ! СЫН!.. Нет… Разве такое бывает? Это наверно не у него. У кого-то другого… СЫ-ЫН! Неужели он теперь отец? Что такое «отец»? Что такое «сын»? Такое случается сплошь и рядом. Но с НИМ!? Хотелось быть свободным поэтом. Умереть как Пушкин молодым. А теперь — у него есть сын! Нужно писать колыбельную — вот что нужно делать. Он пошел к командиру роты. Через час курсанта Свириденко отпустили в увольнение на сутки.
