— Кто же в таком случае украл из дома Покровской поддельную «Графиню»?! — воскликнула Инна с нетерпением.
— Вот это я как раз и хочу выяснить в ближайшее время. А теперь, Инна Павловна, извините, мне пора, — сказал Владимир Ильич и церемонно раскланялся. А потом нежно пожал, так и не решившись поцеловать, ее руку, которую все еще держал в своей. Резко повернувшись, он решительно направился к выходу.
С ЛЮБИМЫМИ НЕ РАССТАВАЙТЕСЬ
— Вы не представляете, что я сегодня узнала! — закричала Инна, едва увидев Изольду. Она просто сгорала от нетерпения тут же рассказать тетушке все-все.
— И что же ты такое особенное узнала? — спросила Изольда, рассеянно наливая себе чаю. Она сегодня явно витала в облаках. — Да, будь любезна, объясни, пожалуйста, ради чего ты заставила меня все бросить и примчаться в такую даль.
— Ваша картина…
— Ладно, расскажешь позже. У меня более важные новости. Представляешь, Васенька пригласил приехать к нему с младшей внучкой на все лето! Я так рада! Анечка тоже будет в восторге. Там, в их холодной и прагматичной Европе, девочка большую часть времени предоставлена самой себе. На Западе вообще все сами по себе. Вас здесь тоже, я заметила, пытаются загнать в индивидуализм. Не выйдет. Вы, то есть мы, от исконной нашей общинности, от врожденной готовности помогать людям все равно никуда не денемся. Вот мой Васенька, он никогда не пройдет равнодушно мимо плачущей женщины, ребенка или старика с грустными глазами. Обязательно спросит, не может ли он чем-нибудь помочь. Да что там — люди! Однажды видела, как он бездомному псу скормил всю колбасу, купленную на пенсию. Вот почему мне так плохо без него там, в Германии.
— Да забудьте вы хоть на пять минут про вашего областного принца! — с раздражением потребовала Инна. — Вернитесь с небес на землю. Я тут пускаюсь в рискованные авантюры, занимаюсь вашим замшелым наследством, а вы крутите любовь с провинциальным обожателем. Так вот, если вам, конечно, интересно знать, тетушка… «Портрет старой графини»…
— Что с картиной, говори скорее! — Изольда усилием воли вернулась от «Васеньки» к действительности и от нетерпения схватила Инну за руку.
— С ней все в порядке. Только ваша картина находится не в квартире у Полины Андреевны Покровской, а неподалеку от нее — в Русском музее. Все сроки давности прошли. Так что заполучить портрет нам вряд ли удастся.
— Что ж, возможно, это наилучший финал всей истории, — грустно улыбнулась Изольда. — Круг замкнулся. Когда-то Артемий Саввич поставил печать Русского музея под своим заключением о подлинности картины. А теперь холст оказался там, где ему и положено быть, — в Михайловском дворце. Хорошо, хоть ты послушала нас с Василием Петровичем и Ксеничку и оставила свою дурацкую затею с похищением. Вот был бы номер, если бы ты рисковала головой из-за подделки!
— Не из-за подделки, а из-за вас, тетушка! — поправила родственницу Инна. — В детстве я очень любила сказки братьев Гримм. Волшебный страшноватый мир манил и затягивал в себя, как бурлящий водоворот. Сладко было бояться и одновременно знать, что в конце все будет хорошо. Мне кажется, я не перестала верить в волшебные финалы страшных сказок и сегодня. Вот и на этот раз мне очень хотелось, чтобы конец вашей длинной и запутанной русско-немецкой сказки был счастливым.
— А именно?
— Ну, чтобы вы вернули себе наконец семейную реликвию, которую завещал ваш отец. И тогда его трагическая жизнь обрела бы завершение и смысл, а душа, исстрадавшаяся на чужбине, — упокоение.
— Знаешь, Инна, жизнь очень талантливый писатель, — улыбнулась Изольда. Инна вдруг заметила, что ее улыбка больше не выглядит трагической, как при их первой встрече, теперь это была обычная улыбка просто счастливой женщины. — А признак истинного таланта — способность постоянно удивлять, — продолжала тетушка. — Вот жизнь и дописывает за нас наши истории совсем не так, как мы их задумывали. А выдающиеся портреты, как я уже говорила тебе однажды, порой влияют на нашу жизнь самым неожиданным образом.
— То есть? — не поняла Инна.
— Ладно, не буду дольше тебя интриговать: я возвращаюсь в Питер.
— На лето? — осторожно уточнила Инна.
— Нет, навсегда.
Инна выскочила из-за стола, обежала его и обняла Изольду — хрупкую пожилую европейскую даму, так по-русски всхлипывавшую сейчас в мокрый от слез платочек.
Инне хотелось сказать, что она тоже скоро приедет в Питер, что не может долго жить без этого города, как без любимого человека — слегка суховатого, но умного, глубокого и тонкого, — но вместо этого она уткнулась в плечо Изольды и тоже разревелась, как дура. Так они стояли, обнявшись, и ревели на два голоса, по-бабьи. Хорошо, что в кафе, как обычно, было пусто. В этот раз племянница и тетка окончательно убедились в том, что знали давно: Санкт-Петербург, этот город, полный туманов и тайн, никого не отпускает навсегда.
ЖЕ ВУ ЗЕМ, МАДАМ!
Все повторилось, как во сне. Отъезд Инны из Питера оказался очень похожим на ее недавнее расставание с Москвой. Только город в этот раз был другой: «сэр Петербург», смахивавший на чопорного, блестяще образованного, но небогатого интеллигента. Он был мил, но слегка наскучил своими безупречными манерами. А Инна уже с нетерпением ждала встречи с шумной, крикливой, броско и безвкусно одетой, простоватой, но денежной «матушкой-Москвой».
В этот вечер все было так же, как несколько дней назад. Инна, как тогда, тащила по платформе тяжелую сумку, которую она опять не без труда вырвала из худеньких рук Изольды. По пустынному ночному перрону, как и в тот раз, завивалась поземка, а озябшие на ветру пассажиры и провожающие стремились быстрее прошмыгнуть в теплые вагоны.
«Красная стрела» отправлялась через десять минут. Инна расцеловалась с Изольдой и не без труда выпроводила ее из вагона: было уже почти полночь, а пожилой даме предстояла дальняя дорога домой.
Инна осталась одна в купе и, как несколько дней назад, грустно уселась у окна, пытаясь сосредоточиться и подвести итоги. Словно вспомнив о чем-то, она достала из сумочки зеркальце. Отражение, как и в тот раз, оставляло желать лучшего. Синяки под глазами, смазанная губная помада… За несколько дней в Питере она явно не отдохнула и не похорошела. Кто бы сомневался! Как ни крути, вышло, что в Питер она съездила зря. Во-первых, идея с заказной книгой провалилась, значит, надежда разбогатеть в очередной раз растаяла, как дым. Во-вторых, бурный, но краткий роман с Романом тоже растаял в разноцветной дымке театральных прожекторов, оказавшись эффектной обманкой, случайным эпизодом в ее жизни.
Словом, настроение Инны было хуже некуда — как с похмелья после зажигательной вечеринки. Она автоматически попудрила нос и подкрасила губы. И опять расстроилась. Хлопоты вокруг «Портрета графини» тоже ведь оказались напрасными! Если бы заранее знать, что старинный холст давно и прочно прописался в Русском музее! Тогда бы Полина Андреевна не тешила свое самолюбие копией, а Изольда — пустыми мечтами. Да что картина! Даже простое житейское дело оказалось Инне не по силам: она так и не сумела по-родственному помирить Изольду и Марка. Галка и Светлана будут этим обстоятельством весьма недовольны. Похоже, перспектива обрести отчима (а Галке — аж второго) взрослым дочерям Изольды совсем не улыбается. И то, что мать возвращается в Питер, их вряд ли обрадует. Реже будет выбираться к ним в Европу, чтобы пообщаться с внучками и освободить дочерей хотя бы на несколько дней от бытовых забот.
