Скрипнув зубами, Багров достал из внутреннего кармана жестяную фляжку с коньяком и, отвинтив крышку, сделал несколько глотков. Фляга прошла с ним Саланг, и полковник бережно хранил этот своеобразный талисман. Пользовался ею, правда, редко, как НЗ. Последний раз год назад. Тогда Михаил Федосович горел синей свечой. Шеф внешней разведки, скооперировавшись с министром МВД, накопали компромат и арестовали приятеля Багрова, командира спецподразделения. Скандал удалось замять, но какой ценой. Полковник Багров уступил практически все позиции, добытые за несколько лет каторжной работы.
Лишь чудо спасло Михаила Федосовича от тюрьмы. У чуда имелась вполне конкретная подоплека – страх. Полковник мог слить бережно хранимую информацию, и тогда ни правительство, ни народ, ни армия уже не смогли бы помочь некоторым высокопоставленным товарищам. И командира спецподразделения освободили, а Михаила Федосовича не закрыли.
Полковник не только удержался в кресле, но сумел возглавить Фонд поддержки культуры, фактически являвшимся охранно-детективным агентством.
После завершения разборок Багрова предупредили: «В другой раз тебе помогать не будут».
Означало это, а полковника всегда отличала смекалка, что другого раза не будет вообще. Михаила Федосовича уберут раньше, чем он успеет открыть рот. Но это дело прошлое.
Сейчас надо вести игру так, чтобы шеф внешней разведки не мог закопать полковника, а журналисты получили возможность рапортовать об очередной победе здоровых демократических сил.
Негативный алгоритм. Испанские следователи, выполнив формальности, экстрадируют агентов на родину. Интерпол умывает руки, а наши товарищи, получив соотечественников тепленькими, колют их и выходят на «ЛИЛА».
Формально это ничем не грозит Багрову, поскольку де-юре Михаил Федосович не имеет к фирме никакого отношения. Но абсурдная смерть Виталия заставляла усомниться в собственной безопасности. Судя по почерку, Горенко убрали профессионалы. Акция проведена демонстративно, с целью устрашения. Возникает уместный вопрос – для кого? Для тебя, болван.
Полковник снова приложился к заветной фляге. Все-таки, что значит воин-интернационалист: голова ясная, никакого мандража. Не на того напали. Голливудские штучки годятся для запугивания юнцов, а для боевого офицера, прошедшего Кандагар и Саланг, это фантики. Выпив, Багров искренне верил, что участвовал в десятках боев, хотя в Афганистане только один раз попал под обстрел. Связи помогли устроиться в штабе.
Главное Виталию хватило ума сообщить о неудачной попытке ликвидации основной свидетельницы. Остается выяснить случайность ли это или часть спланированной врагом операции. Два-три дня и все станет ясно. Но для гарантии безопасности следует зарядить Лакмуса. Он надежен, хладнокровен, замазан на мокрухе, умеет держать язык за зубами. Андрон и его быки хороши для запугивания и мелких разборок. Там где речь заходит о выполнении профессиональных задач, качки не годятся. В крайнем случае, пусть действуют параллельно. Кстати, Андрона надо немедленно оформить на место Виталия.
А после устранения свидетельницы можно ничего не опасаться.
Что-то похожее на угрызение совести шевельнулось в груди Михаила Федосовича, лично ему Жанна Кононенко была симпатична. Но Виталий еще месяц назад, до ареста агентов в Барселоне стал канючить, «должна исчезнуть, должна исчезнуть, слишком много знает». Его инициатива.
Напряжение спало. Полковник распахнул дверь кабинета и приказал лейтенанту Илоне Васнецовой:
– Кофе свари.
Он опустился в кресло. Багров не любил неясностей, недоговоренностей, избегая сложных комбинаций, таящих элемент непредсказуемости.
Убить чужим мечом
Когда во время конфликта одна сторона проигрывает,
она может способствовать тому, чтобы в битву
вступили ее союзники, тем самым нанеся врагу удар и
сохранив собственные силы.
Утром, возвращаясь с выгула, Валерка Лакмус равнодушно бросил взгляд на почтовый ящик и, увидев открытку с ландышем, невольно оглянулся. Прошло два года с момента, когда он видел цветной квадратик в своем ящике. Значит, предстоит встреча с заказчиком. На всякий случай перевернул открытку, адреса отправителя не было. Понятно, действовать по умолчанию, схема известна.
Поднялся к себе на четвертый этаж, вошел в квартиру, снял ошейник с Бисквита. Тот весело тявкнул и бросился в зал на чистый ковер.
– Ты что, свинья, делаешь! – заорал, опешивший от такой наглости, Лакмус. Хитрый как лис Бисквит подскочил и стал крутить головой, показывая, что разделяет справедливое возмущение хозяина.
– Ты – свинья, а не пес. Домашняя, – беззлобно погрозил пальцем Валерка четвероногому нахалу.
Десятимесячный монстр буквально терроризировал своего хозяина. Причем делал это не нарочно, а фактом своего существования.
Конечно, если говорить начистоту, дело было тут не в Бисквите, а в самом Валерии Писюне, в его мягкости. В несчастных пяти буквах, из-за которых вся судьба киллера сложилась наперекосяк.
Еще в яслях Писюн на собственной шкуре убедился в справедливости поговорки: «Не фамилия красит человека». Она, фамилия, вообще способна превратить существование человека в ад.
Особенно тяжело дались Валерке школьные годы. Они оказались совсем не «чудесные», как сообщалось в популярной песенке. Наоборот, стоило Лилии Антоновне произнести:
– Писюн, к доске, – и весь класс начинал ржать, словно кто-то многорукий щекотал учеников под мышками.
Вначале Валерка пытался бороться, дрался с обидчиками. Но вскоре сдался. Проклятая фамилия не оставляла никаких шансов на победу. Хуже того, превращала любой успех в поражение.
Например, он стал заниматься рукопашным боем, окреп, включили в сборные школы по хоккею и настольному теннису. И что в итоге? Позор лишь усугубился. Когда на соревнованиях Валерка побеждал или, играя за сборные, приносил очки, забивал голы, как воздух необходимые команде, наградой становился гомерический смех зрителей. И не важно, объявлял ли фамилию «Писюн» арбитр в микрофон или просто громким голосом, болельщики тут же начинали хохотать. Смеялась и Аня Бельчикова. Верней, улыбалась. Печально. Ее улыбка всегда делалась немного грустной, когда взгляд девочки останавливался на Писюне.
Валерка не выдержал: отгородился какой-то невидимой стеной, стал замкнутым, держался особняком. Постепенно все привыкли, что он вроде и есть, а вроде бы его и нет. Такой не производящий шума человек. На уроках к Писюну практически перестали обращаться, а перемены бедняга проводил в кабинете биологии, наблюдая за рыбками в огромном аквариуме. Вот тогда к парню и прилипла кличка – «Лакмус».
