– Да-да, на основе устной… – искательно заглянул в маленькие бегающие глаза Гордый Орел.
– Чего ж нельзя. Можно решить и этот вопрос, – старушенция зачем-то огляделась по сторонам, и молодой воин, не понимая отчего, похолодел. – Только ты меня трахнуть должен. Я ведь кто? Злая волшебница. Ты меня трахни, а я твое любое желание исполню. Вот такой расклад получается, – волшебница оперлась на клюку и снова огляделась.
Кругом стоял лес. Мычали бизоны. Летели клином журавли. Гордый Орел тоскливо сжимал пеньковую веревку.
Ударил порыв ветра, и старуха увидела, как шевельнулись губы юноши:
– Согласен, – мрачно объявил Гордый Орел.
Юрий остановился и внимательно посмотрел в глаза Ларисы, девушка слушала внимательно, «сага» захватила студентку.
– Ну, дальше? – поторопила Лариса рассказчика.
Абрикосов развел руками:
– Дальше все было, как учили – …она его за муки полюбила, а он ее за состраданье к ним. Но любому чувству, как известно, даже очень сильному, рано или поздно приходит конец.
Гордый Орел поднялся, помог встать своей партнерше, или «возлюбленной» – называйте злую волшебницу как угодно – о литературных вкусах не спорят, и потребовал обещанное.
Сделал это очень тактично – не грубо наехал:
– Давай счастье, старая! Нет. Юноша деликатно отряхивал платье старушенции от веточек и листиков, приговаривая:
– Боже мой, как я рад, как же буду я счастлив, бабулечка, из какой вы сказки?!
Старуха поняла намек, выпрямилась, насколько она могла выпрямиться, и, поглядев на улыбающегося Гордого Орла, прошамкала:
– И-и-ы-ы-ы, милай! В сказки верят только дети.
Несколько мгновений юноша глядел, как капает желтоватая слюна с верхнего левого клыка старушенции.
Затем дама исчезла. Шумел лес. Занималась заря. Любопытно, что после случившегося, Гордый Орел не стал вешаться, – устало закончил Абрикосов.
Юрий как-то сразу погрустнел и молча шел, равнодушно глядя перед собой.
Лариса увидела таксофон и еще раз попробовала дозвониться маме. Все время слышались короткие гудки.
Они вошли в парк, и Лариса остановилась, заметив желтые цветы. Присела возле них:
– Когда была маленькой, мне сказали, что на куриную слепоту смотреть нельзя. А то глаза болеть будут. Или можно ослепнуть, я так поверила, что однажды посмотрела, и глаза стали болеть, и даже сейчас глаза не очень хорошие.
Юрий ничего не ответил, и они пошли дальше, к набережной.
Как это ни странно, история о злой волшебнице привела Ларису в умиротворенное настроение, и девушка неожиданно предложила:
– Слушай, а ты не думаешь учить английский? Хочешь, я тебя учить буду?
Абрикосов с интересом наблюдал за молниеносной сменой настроения своей спутницы.
– Поехали ко мне. Я возьму учебник, и пойдем куда-нибудь на скамейку. Прямо сейчас! – горячо убеждала она.
Когда Лариса начинала говорить, то напоминала небольшой проснувшийся вулкан.
– Может, сначала пройдем через парк? – попросил Юрий. – И потом, позволь, я немного подумаю. Лестно получать уроки английского из столь прелестных уст, «Ваш нежный рот – сплошное целованье».
Абрикосов шутливо взял девушку под руку, но она высвободилась и вскочила на парапет. Лариса любила, гуляя с лицами мужского пола, находиться «на высоте» буквально.
Абрикосов последовал примеру спутницы.
Так парочка дефилировала довольно долго, иногда Лариса оборачивалась и взглядом требовала ответ.
Юрий также взглядом говорил: «Нет».
Шли, шли, а потом из аллеи выбежала компания реликтовых спортсменов, три бабульки и старичок.
А потом Юрий почему-то оказался в речке.
– Сам ты, дедушка, дурак! – раздался тоненький голосок над ухом, и Лариса, повернув голову, увидела рядом с собой двух маленьких девчушек с одинаковыми аккуратно стрижеными головками, в бархатных костюмчиках сказочных эльфов. Белый отложной воротник, белые гольфы и маленькая шляпка с красочным пером.
Лысый толстяк с красным лицом и бладхаундом на поводке, одетый в светло-салатовый, военного образца френч готов был разрыдаться от возмущения.
Он воздел кулаки к небу и негодующе потряс ими. Две золотые звезды Героя Социалистического Труда на груди толстяка засверкали как елочные украшения:
– Я не позволю тебе, соплячка, называть вождя революции «Рыжее чучело!».
Лариса не на шутку встревожилась: казалось, мужчину вот-вот хватит инфаркт.
Девчушки же, наоборот, выглядели совершенно спокойными:
– Мама всегда повторяет: «Даже земля не хочет принимать это рыжее чучело». Правда, Лиля? – обратилась за помощью к своей светленькой сестренке темноволосая девочка.
– Юля никогда не врет, – подтвердила та. – Дедушка, мама действительно постоянно говорит о том, что мы поклоняемся мертвецу, «рыжему чучелу, которое отказывается принимать земля».
– Она мне не дочь! – рявкнул владелец бладхаунда и потащил несчастное четвероногое навстречу приближавшейся электричке. Девочки, взявшись за руки, побежали вслед.
Почему Юрий оказался в реке? Я ведь парню нравлюсь. Непонятно. Вообще, многое непонятно. Лариса привыкла, что все знакомые мужчины стараются побыстрей раздеть ее, а этот совсем не торопится. Странно.
Генеральный прогон со зрителем
Люди готовы платить любую цену за иллюзию.
Инстинкт подсказывает им: реальность –
скоропортящийся товар, а иллюзия длится вечно.
Штука в том, что самые прекрасные из них нельзя
купить за деньги.
Обычно Абрикосов пересекал парк по направлению к трамвайной линии. Но сегодня Юрий сел в трамвай недалеко от вокзала, чтобы, обогнув восточную часть парка, войти в него с юга и начать бормотать монологи героев пьесы:
– Что у меня есть? … Камушки. Морские камушки…
Второй год Юрий рожал этот спектакль. Репетировал с перерывами, работа шла мучительно, но, в конце концов, постановку купил частный театр-студия.
Казалось бы, ура?! Но Абрикосов понимал, по гамбургскому счету спектакля нет. И, собрав артистов, Юрий договорился о дополнительных репетициях.
Они дали результаты, но финал поймать все равно не удавалось. И теперь с постоянством, приводившим в содрогание, Абрикосов ежедневно «погружался» в материал. Внешне это выражалось в бубнении текстов персонажей, благо в пьесе всего два лица.
Бубнение носило безвредный характер, вызывая лишь легкое беспокойство окружающих. Идет человек, разговаривает вслух сам с собой. Нормально. Вроде.
