А что, красиво… свежо… кинематографично…. К тому же мне очень пойдут белоснежные одежды, драпирующие фигуру крупными складками, и терновый веночек на голове. И белый цвет очень мне к лицу…
А потом прямо в прямом эфире в студию войдут представители закона и арестуют Муханова как убийцу собственной жены и махинатора со страховками. И упекут его в тюрьму на очень много лет, устранив его тем самым от участия в выборах. И тогда я победю, то есть побежу, то есть одержу победу, потому что народ, склонный к голливудщине в жизни, будет потрясен таким развитием событий. Да, заманчиво…
Только если посмотреть с другой стороны… окажется, что ничего заманчивого в вашем предложении нету, а есть подделка документов, фальшивое свидетельствование и прочие малоприятные факты. Нарушение выборных законов, обман избирательной комиссии…. Тут есть над чем задуматься!
Знаете, я сейчас пока не готова дать вам ответ, Муханова я или нет. Я еще этот факт для себя не решила. Зайдите через пару дней, я сообщу вам свое окончательное мнение. Тогда и расплатимся по прейскуранту. Но учтите, если вдруг я окажусь Мухановой, то Муханова, будучи мертвой, ничего за услуги вам не должна!
Итак, до встречи…
Веня спешил в гостиницу, в которой еще вчера останавливалась Садильникова. Разгоряченное лицо обвевал упругий воздух, а ветер услужливо поддувал в спину.
По городу метались желтые листья, шуршали под ногами, тревожно всхрупывали под ступней, с трусливым шорохом убегали по асфальту прочь — на кошачьих лапах подкрадывалась осень. Ветер задирал углы отклеивающихся афиш, с которых фиолетово скалилась пластиково-искусственная Садильникова. «Только один день! — кричали плакаты, умоляли: — Торопитесь!» И Веня торопился, тем более что некий обтерханный гражданин уже орудовал кистью с клейстером, клея поверх горделиво усмехавшейся Шторм физиономию, в которой сыщик мигом признал самодовольную харю своего клиента Муханова.
Администраторша за стойкой гостиницы нехотя выплыла из полдневного, туманящего голову сна.
— Уехала, уехала, уехала! — неожиданно резво замахала она руками. — Уехала ваша Вика Шторм. Еще утром в аэропорт ускакала. На трех машинах гардероб везли, косметику — на прицепе, и то вся не поместилась.
Если уж не везет, то не везет во всем. Теперь поди определи, правду говорила Мила Песоцкая или туманила голову, врала. И состоялась ли перед гибелью Лили историческая встреча двух давних и тайных подруг, или это плод фантазии ревнивой Милы?
Впрочем, никакой гибели ведь не было, это Веня знал точно. Ну, или почти точно.
По дороге домой Веня терзался сомнениями. Ему не терпелось рассказать деду о своем разговоре с нахалкой Кукушкиной, которая выкручивалась, наводила тень на плетень и в итоге наплела семь бочек арестантов, так что он окончательно запутался в своих догадках и предположениях.
Сложно с этими женщинами! Ребра проверить и то не дают! С мужиками куда проще общий язык найти. Ты ему в челюсть — он тебе по скуле, ты ему хук справа — он тебе слева, вот и поговорили…
Между тем дедушка был не один. Напротив него за столом восседал благообразный не первой молодости мужчина со жгучим взором небольших, глубоко посаженных глаз. Посетитель прихлебывал чай из блюдечка, покусывая желтыми с гнильцой зубками белоснежный рафинад.
— Скуснее вприкуску получается, — доверительно поведал посетитель. — Да и Библия рекомендует для сохранности вставных челюстей.
Он широко улыбнулся глуповатой улыбкой.
— Садись, Веня, чайку испей, — пригласил дед внучка, и по его светившемуся торжеством лицу Веня сразу понял, что ему стали известны какие-то чрезвычайно любопытные сведения.
Веня с готовностью протянул гостю ладонь, напоминавшую небольшую штыковую лопату. Посетитель вежливо приподнял над стулом тощее седалище, дернул седоватой бородкой и вновь оскалился коричневым ртом.
— Михаил Бог, — представился он. — Можно просто Бог.
Веня покачнулся, обуянный внезапным приступом тугоухости:
— Как, простите?
— Бог, — повторил незнакомец, лучась горделивой улыбкой. — Он самый и есть. Самый что ни на есть настоящий — Бог. Слыхали, кубыть?
— А как же, — пробормотал Веня, постепенно уплывая сознанием в небесные розоватые дали. — Неоднократно. Рады познакомиться.
— Так вот и хожу по земле, счастье сею, — скромно поведал незнакомец. — Много людей встречаю, исцеляю их, по мере возможности чудеса творю.
— Мишенька полгода назад с нашей подследственной встречался, — подтвердил дедушка, указав пальцем на предвыборный портрет Кукушкиной-Мухановой, венчавший стену. — Как увидел ее на улице — сразу к нам поспешил. Просит, чтобы мы его тоже «раскрутили». Желает сеансы массового исцеления наладить в нашем городе. А еще берется накормить пятью хлебами пять тысяч верующих.
— У нас столько верующих не наберется, — пробормотал Веня. — Мало их стало по нынешним окаянным временам, разуверился народишко.
— А в Досифее не разуверился? — сурово вопросил Михаил Известно-Кто, в приступе ораторского гнева подымаясь над стулом. — В этой самозванке, в этой прохиндейке, в этой аферистке, которая бежала с пожертвованиями, предав в руки милиции святого пророка Андрея Первозванного вместе с апостолами. А сама с архангелом Серафимом и деньгами удрала в Нарьян-Мар, назвалась там Богородицей и многая смущения в верующих произвела. Я ее сразу признал по бесовской рыжине в области затылка!
— Так вот откуда у нее деньги на предвыборную кампанию! — догадливо воскликнул Веня.
— Именно, — фыркнул Михаил. — Не имеете права такую сомнительную особу наверх допущать! Вместо нее меня нужно в верха направить, поскольку я ведь Бог, вышний судия, это вам не хухры-мухры!
— Значит, вы хотите… — начал было Веня, но влиятельный гость перебил его:
— Хочу баллотироваться в мэры всего города, а то и всей страны. А еще лучше — всего земного шара. Чтобы души опустившихся людишек спасти от скверны и мрази и возродить их для горнего мира. Потому что, когда проскачут семь всадников и будут взломаны семь печатей…
— Конечно, конечно, — пробормотал Веня. — Но только у нас услуги платные. Дорого вам выйдет!
— Между прочим, легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем богачу попасть в Царство Небесное! — не преминул съехидничать новый кандидат, выуживая из кармана пачку рваных купюр не слишком большого достоинства. — Этого хватит?
— Ну… — неопределенно застонал Веня.
— Конечно хватит! — Дед вдруг нарушил дипломатический нейтралитет, подмигнув внуку: — Не хлебом, как говорится, единым…
Когда посланец небес удалился, шаркая рваными опорками, дед так объяснил свое неожиданное вмешательство:
— Ценный свидетель. Утверждает, что Кукушкина не только Муханова, но еще и по совместительству богородица Досифея!
— Только можно ли ему верить? — тоскливо проговорил Веня, у которого ощутимо тошнило от курбетов поднадзорных ему гражданок. — Он же Богом себя называет!
