— А что? — недовольно посмотрел на меня Фредерик. — Просто, если у вас тут смута начнется, мне надо детей забрать, а то они в вашей академии. Значатся, как родственники вашего сына. Как вы думаете, какой у них шанс уцелеть?
— Вы знаете, что изображено на этой картине? — спросил Фредерик меня через какое-то время.
— Замок. Яблони в цвету, — пожала я плечами. — Красиво.
— Сейчас там … пепелище.
— Постойте, — до меня стало доходить.
Я вспомнила, что мне рассказывал Ричард.
— Это … замок рода Рэ?
Император кивнул:
— Как вы понимаете, я не могу себе позволить, чтобы у меня — хоть где-то — был портрет возлюбленной. Я император. Владыка своей страны. Но не владыка самому себе. Поэтому этот пейзаж — все, что у меня осталось от моей любви. И еще — если долго играть на рояле ее любимые мелодии — она приходит… Что тут скажешь… В дверь тихонько постучали.
— Заходите! — отозвалась я.
Получив разрешение, в комнату зашел слуга, поклонился, закатил тележку с едой. Недоуменно посмотрел на императора возле камина. Потом его любопытствующий взор остановился на мне. Я скривилась. Он понял намек. Огляделся, пытаясь сообразить, где ему сервировать стол.
— Оставьте, мы сами, — разглядела я его муки.
Слуга подкатил столик к нам поближе:
— Ваше величество. Миледи, — поклонился — и вышел.
— Я кажусь вам жалким? — усмехнулся Фредерик. — Я… Да и Ричард тоже… Мы вас разочаровали… Оказались не такими надежными. Не такими сильными… И оказалось, что любить нас… весьма проблематично…
— Перестаньте, — попросила я. — Как вы там говорили Крайому? Вам такие стоны не к лицу.
Между тем я открыла бутылку с коньяком — пренебрегла недовольным взглядом мужчины, который не успел обо мне позаботиться. Налила в бокальчик. Сказала:
— Ваше здоровье. — И выпила. — Надо было это еще вчера сделать. Может, поспала бы…
Император рассмеялся.
— Не знаю, как связано употребление алкоголя со сном. Я вот эти ночи не спал.
— Пили, ваше величество?
— Именно.
Я передала ему тарелку, на которой были жареное мясо и овощи. Фредерик стал есть. Сначала медленно, словно нехотя, потом все с более и более возрастающим аппетитом. Я заглянула в свой бокал. Длинное чего-то там на непонятном языке было густым, чуть маслянистым, по цвету действительно напоминающим наш коньяк. Судя по ощущениям, напиток был не менее крепкий, только с сильным запахом вишни и травяным привкусом — что-то вроде мелиссы.
— Вкусно. Как это называется?
— Родагрибер. Напиток Османского ханства — если перевести его название, получится что-то вроде: «Да будет мир». Его пьют после заключения договоров, и просто, если кто-то решил помириться — бутылку ставят на стол.
— Выпьете со мной? — предложила я, кокетливо помахивая кубком.
Сделала глубокий вдох. Немного повело, напиток был крепкий. И такая любовь внутри — к Ричарду, императору, его покойной супруге. Да. Родагрибер не так-то прост. Надо будет выпросить пару бутылочек. Мало ли с кем мне приспичит помириться — все бывает.
— Ваше здоровье, Вероника, и да будет мир! — Император кивнул, вытер остатки гномьего самогона краем рубашки, и плеснул себе из бутылки. Потом продолжил. Было видно, что говорить ему не просто, но он все же решился: — Я сам взошел на трон в результате дворцового переворота, Вероника.
— Что? — удивилась я.
— Заговор. Заговор, в результате которого император Максимилиан и моя достопочтимая матушка лишились магии. Отец был вынужден передать престол мне.
— Никогда бы не подумала, — посмотрела я на него.
Император кивнул. Мы с ним разлили алкоголь по емкостям и выпили.
— А император Максимилиан… Он теперь не маг?
— Отчего же? — удивленно посмотрел на меня император.
— Я не хотел войны. Я хотел победы. Поэтому на моего отца распространяется одно старинное, но очень действенное заклятие — он маг до того момента, пока он не перемещается в этот мир.
— Но это не может ему помешать действовать с помощью наемников.
— Его проверяли в первую очередь, — с улыбкой посмотрел на меня император. — Еще осенью, когда было первое покушение на Ричарда. Я говорил с ним. Это не он. Как вы знаете, в магии приоритет имеет сильнейший. Бывший император слабее меня как маг. Поэтому я его прочитал.
Я поежилась: — Как-то все… Не по-человечески. — Зато очень по-имперски, — кивнул Фредерик. — Здесь не любят детей. Здесь ценят хороших наследников. А я предупреждал отца — я буду образцовым сыном лишь пока моя семья в безопасности.
— А ваша семья?
— Это Милена и Ричард, — ответил император и выпил.
— Погодите. А Брэндон? — возмутилась я. — А его мама?
— С… покойной императрицей у нас были… тяжелые отношения. Моя любовь к другой женщине, ее любовь… к другому мужчине. Два несчастливых человека рядом. Во имя какой-то абстрактной идеи. Благой, я не спорю.
— Какой идеи?
— Мира между нашими странами. Империя Тигвердов всегда воевала с Османским ханством. И вот — мой отец — император Максимилиан… И ее отец — великий хан — решили положить этому конец. И два человека оказались женаты. — Так бывает, — кивнула я, вспоминая земную историю. — Только мира так и не получилась. И года не прошло — полыхнула новая война — теперь уже за приданое юной жены принца Фредерика Тигверда. Потом — после очередного заключения мира — ряд пограничных конфликтов.
— Жалко…
— Бессмысленно.
— А почему так произошло?
— Потому что два владыки не собирались сохранять мир. Он им был просто нужен на тот момент — каждому по своей причине. В Османском ханстве набирала силу партия мира. И хан был вынужден сделать вид, что пошел на уступки. У нас… отец искал повод для войны, чтобы не выглядеть агрессором. Да и наследника от меня надо было завести. Я — к тому времени — не устраивал его абсолютно.
— И тогда появился Брэндон, — прошептала я.
— И за это я вытребовал право для Ричарда быть Тигвердом, — опустил голову Фредерик.
— Вы не находите, что это нелепо — жизнь одного за родовое имя для другого…
— Теперь я понимаю, что имеет в виду Брэндон, когда говорит, что однажды выскажет вам все, — вздохнула.
— Думаю, он говорит не об этом.
— А о чем еще?
— Он искренне считает, что это мы с Ирвином уморили Анабель.
— Анабель — это?
— Мать Брэндона. Моя супруга.
— Вы же не хотите сказать, что все это затеял ваш младший сын? — испугалась я.
