Сначала миссис Фицрой в гневе заявила, что там, где не рады ее служанке, она тоже не останется, вселив радостную надежду в сердца всех без исключения домочадцев. Но к несчастью, она быстро сообразила, что идти ей некуда и больше нигде она не сможет жить на всем готовом, совершенно бесплатно и в таком приличном месте. Ее вторая дочь, леди Селси, была замужем за человеком, с которым миссис Фицрой не разговаривала и потому не могла рассчитывать на гостеприимство в его доме. Поэтому она с большой неохотой решила смириться. Флери в гневе и бесчестье покинула дом, и была спешно нанята другая горничная. В результате из-за всех этих происшествий в сердцах Джейн и Рейчел надолго поселилось горе. А миссис Фицрой еще больше невзлюбила Джейн Фэрфакс и с тех пор не упускала ни одного шанса навредить Джейн, если могла сделать это незаметно.
Вскоре после «браслетного дела» полковник Кэмпбелл счел за благо на время разделить враждующие стороны и увез жену и детей в Уэймут, оставив миссис Фицрой безраздельно властвовать в доме.
Рейчел надеялась встретиться в Уэймуте с семейством Диксонов.
— Они часто туда ездят, и Мэтт писал, что планируют быть там и в этом году. Мне бы так хотелось, чтобы ты с ними познакомилась, Дженни!
Но увы, знакомство не состоялось. Мэтт прислал еще одно письмо, в котором сообщил, что его брат Сэм слег с лихорадкой и не может путешествовать.
Осенью, когда Кэмпбеллы вернулись в Лондон, «браслетное дело» получило неожиданное продолжение. В августе умерла двоюродная бабушка полковника и оставила ему кое-какую собственность, в том числе старомодные драгоценности, которые миссис Кэмпбелл, не носившая украшений, решила продать.
— Деньги можно добавить к приданому Рейчел, в любом случае эти вещи ужасно уродливы. Ты же не станешь их носить, правда, Рейчел?
— Конечно, нет, мама, — сказала Рейчел, для которой с недавних пор любые разговоры о драгоценностях были чрезвычайно неприятными. Если она и хотела что-то иметь, то исключительно дополнительные уроки рисования.
— В любом случае, — продолжила миссис Кэмпбелл, — насколько я поняла, твоя бабушка оставит тебе драгоценности.
Рейчел не стала говорить, как ей неприятна подобная перспектива, и послушно отправилась вместе с матерью в ювелирный магазин Грея на Сэквилл-стрит, с миссией, которую обе считали ненужной потерей времени.
Пока миссис Кэмпбелл показывала драгоценности и обсуждала их стоимость с одним из продавцов, скучающая Рейчел понуро бродила вдоль прилавка. Неожиданно она вернулась, задыхаясь от волнения и переполнявших ее чувств.
— Мама, ты только посмотри! Там, я уверена, бабушкин браслет!
На прилавке действительно лежал якобы украденный браслет, они обе не могли ошибиться, потому что сотни раз видели его раньше. Продавец, которого они спросили, кто принес эту вещь, ничего не смог припомнить. В магазине продавцов было много, и принять браслет мог любой из них. Но когда опросили всех, один пожилой человек вспомнил, что браслет продала женщина, говорившая очень быстро и с акцентом, вроде бы иностранка, француженка, наверное.
— Она была похожа на эту? — спросила Рейчел и быстро набросала портрет в маленьком блокноте, который всегда носила в сумочке.
— Да, это именно она и есть, мисси! — воскликнул старик. — Вы уловили ее суть! Даже удивительно, как вам удается так здорово передать сходство.
Был выписан полицейский ордер на арест Флери, но ее так и не нашли. Полковник Кэмпбелл с огромной неохотой выкупил браслет и отдал его миссис Фицрой, принявшей подарок без особой радости.
— Он мне всегда будет напоминать о том, как я лишилась своей самой преданной служанки, — заявила она.
Полковник, чья неприязнь к теще существенно возросла после того, как она поселилась у них в доме, оставил при себе подозрение, что миссис Фицрой сама велела горничной продать браслет и обвинить девочку.
В общем, это дело имело далеко идущие последствия, которые не скоро забылись.
Глава 6
После водворения миссис Фицрой на Манчестер-сквер визиты Джейн в Хайбери становились все реже. Бабушка постоянно вмешивалась в дела внучки и всячески старалась оказать на нее влияние. Поддерживаемая любящей подругой, Рейчел была менее уязвима и постоянно умоляла Джейн не бросать ее. Собственно говоря, полковник всегда планировал, чтобы Джейн большую часть времени проводила в Лондоне. «Какими бы добрыми ни были их намерения, — говорил он, — бедные леди Бейтс никак не могут повлиять ни на благосостояние, ни на образование девочки; более того, ситуация в Хайбери отнюдь не благотворна, все они живут в крошечных темных комнатах, где не хватает воздуха».
Кроме того, полковник заметил, что Джейн возвращается из Хайбери обычно в некоем смятении чувств; ею владеют одновременно тоска по дому и грустное понимание того, что Хайбери больше не является ее настоящим домом. Полковник, который с течением времени все больше привязывался к Джейн, понимал ее лучше, чем собственную дочь. Искренне заботясь о благополучии девочки, он старался, чтобы ее поездки к родственникам были сведены к минимуму. Теперь Джейн проводила в Хайбери несколько дней на Рождество и на Пасху. Часто во время этих коротких визитов она не видела никого из прежних знакомых, хотя всегда очень старалась повидаться и поговорить с мистером Найтли, и всегда чувствовала себя очень разочарованной, если это ей не удавалось.
Свадьба Изабеллы Вудхаус и мистера Джона Найтли предоставила ей возможность встретиться с добрым соседом, а также с Эммой, теперь ставшей высокомерной юной леди пятнадцати лет. Эмма была одета в белоснежную муслиновую накидку поверх такого же белого шелкового платья, с жемчугами своей покойной матери в волосах. Она поприветствовала Джейн очень благосклонно.
Джейн Фэрфакс! Конечно, она ее помнит, даже очень хорошо. И Эмма очаровательно улыбнулась мистеру Найтли, который оказался рядом:
— Мы же всегда были подругами. Как много времени прошло с тех пор, как мы играли в классики и прятки, поверяли друг другу все свои детские секреты, а ты была вынуждена донашивать мои старые платья. Как тебе, должно быть, было неприятно! — Одновременно она рассматривала свою визави с естественным любопытством и без всякого смущения.
Неправда, подумала Джейн, мы никогда не играли в классики, но ответила не менее вежливо и дружелюбно.
Внешний вид Эммы, была вынуждена признаться Джейн, был безупречным, а ее обращение с каждым гостем на свадьбе — сердечным и любезным. Она улыбалась одинаково естественно и непринужденно и дамам Бейтс, кутающимся в заштопанные шали, и жене аптекаря миссис Перри, и старому Джону Эбди, стоявшему с шапкой в руках в воротах церкви. Короче говоря, поведение Эммы на людях было безукоризненным, она не допустила ни одной ошибки, но все равно, думала Джейн, все это было похоже на хорошую актерскую игру. На урок, который она как следует вызубрила, сонату Бетховена на фортепиано. Почему-то чувствовалось, что в сердце у нее что-то совсем другое и, произнося вежливые фразы, она критикует всех и считает себя выше. «О, как бы я хотела, — Джейн Фэрфакс искренне изумилась силе собственных чувств, — как бы мне хотелось хотя бы раз в жизни увидеть, что Эмма Вудхаус получила настоящий резкий отпор».
