— Не могу. Мы все договорились, что так лучше.
— Любую договоренность можно изменить, планы переделать, — сказала Вонни.
— Там будет хуже, чем здесь. Представьте, что мне придется видеть этого идиота Энди каждый день, кривляться, притворяться, что я отец ребенка.
— Вы и есть его отец во всех отношениях. — Вонни уставилась в пол.
— Хотелось бы верить.
— Верьте, Томас. — Она произнесла это с тихой уверенностью, словно знала, о чем говорит.
Их глаза встретились, и вдруг Томасу стало совершенно ясно, что Вонни действительно знала, о чем она говорила.
В ту ночь, когда она сказала ему, что он испортил разговор с Биллом, она призналась, что у нее тоже был ребенок. Сын, которого потеряла навсегда, приняв неверное решение.
Томас закрыл глаза. Он не молился Богу очень давно, но в этот вечер молитва шла прямо из сердца. «Прошу Тебя, помоги сделать так, как надо. О Боже, не дай мне потерять этого мальчика».
Глава одиннадцатая
В кафе с плетеными столиками сидели Вонни и Дэвид за чашкой кофе, поджидая Марию, чтобы начать урок вождения.
— Она говорит, что ты замечательный человек и совсем не кричишь на нее во время занятий, — похвалила его Вонни.
— Бедная Мария, она привыкла, что все на нее кричат? — спросил Дэвид.
— Мне пришлось, и Манос тоже покрикивал не раз, поэтому, думаю, она ждала этого и от тебя.
— Криком не поможешь, — заметил Дэвид.
— Я говорила Марии, что ты научил свою маму водить машину. Сказала, что твоя мама должна быть счастлива иметь такого сына.
— Она действительно так думает?
— Почему ты это говоришь? — удивилась Вонни.
— Потому, что это так. Она на стороне отца. Повторяет за ним все: и что у меня уже готовый бизнес в руках, что я должен стать правой рукой отца, его глазами и ушами. Что мне повезло, что у большинства людей нет бизнеса, который они получили бы вот так легко, готовой компании, которую он создал своими руками.
— А ты можешь сказать им, что любишь их, а не эту работу?
— Пытался много раз, но все кончается упреками и руганью. Я говорил им, что мне неловко, что, как только я вхожу в офис, у меня начинается паника. Но это все равно что разговаривать со стеной.
— Когда ты вернешься, то увидишь, что они смягчились, — начала она.
— Я не вернусь, — отрезал он.
— Ты не можешь убежать и остаться здесь навсегда.
— Вы же смогли, — просто ответил Дэвид.
— Устала повторять, что были другие времена, — вздохнула Вонни.
— Хочу сегодня поездить с Марией по горным дорогам, — доложил Дэвид.
— Боже, да ты храбрый как лев, — восхитилась Вонни.
— Когда движения на дороге нет, она отлично справляется. Не паникует.
— Но, Дэвид, эти крутые повороты, эти места, где дорога уходит из-под колес…
— Знаю, но не по этим ли дорогам будет ездить она, когда начнет работать на вас?
— Да, спустя месяцы или недели, а не так скоро.
— Нет, ей за городом лучше. Все эти огромные грузовики, выезжающие с бензоколонки…
— Поосторожнее про бензоколонку, ты наступаешь на больное место, — предупредила Вонни.
— Что вы имеете в виду?
— Эта бензоколонка была моей, я работала там день и ночь в течение многих лет.
— Неужели!
— О да. Так и было.
— Вы ее продали?
— Нет, ее у меня как бы забрали. Слишком длинная и запутанная история, чтобы рассказывать. Где вы с Марией будете кататься сегодня, хочу знать, чтобы держаться оттуда подальше.
— Думаю, съездим к Андреасу, дорога там достаточно извилистая.
— Он тебе нравится, не так ли? — заметила Вонни.
— Кому он может не понравиться? Он такой добрый и деликатный. Не давит на людей, не заставляет делать то, чего им не хочется.
— Конечно, он своеобразен.
— Но он добрый, — заметил Дэвид. — Сын его, должно быть, просто глупец, если до сих пор не вернулся из Чикаго помогать ему.
— Возможно. — Вонни задумчиво пожала плечами.
— Почему «возможно»? Парень работает в овощной лавке за сотни миль от дома, посреди огромного шумного города, как сказал Андреас. А мог бы жить здесь, в красивом месте, помогая своему отцу.
Вонни с удивлением смотрела на Дэвида, склонив голову на плечо.
— Что это значит? — спросил наконец он.
— Ты знаешь, что это значит, Дэвид. То же самое можно сказать о тебе. У тебя есть отец и даже мама, которые по тебе скучают и не понимают, что ты делаешь вдали от дома.
— Это другое, — сопротивлялся Дэвид.
— Ну конечно!
— Совершенно другое. Мой отец не умеет рассуждать, он просто всегда прав. С ним никто бы не ужился.
— Адонис мог сказать о своем отце то же самое. Андреас не стал бы размещать иллюминацию на крыше, не позволил бы музыкантам завлекать народ на холм по вечерам. Адонис ничего не мог изменить, предложить. Андреас был всегда прав.
— Не заметил этого в нем, — холодно ответил Дэвид.
— Нет? Ну конечно, он с тобой ласковый и уважительный. Люди со своими детьми обычно не такие вежливые. — Она задумалась.
— У вас есть сын, Вонни?
— Да, Ставрос, как и его отец.
— И вы с ним ласковы и уважительны?
— Я с ним не вижусь, чтобы быть ласковой или неласковой.
— Но вы же должны видеться иногда? — удивился Дэвид.
— Нет. Вовсе нет. Но когда я с ним виделась, я была резка со всеми. Поэтому он совершенно не знал, как сильно я по нему скучаю и как нежна и заботлива могла быть с ним. — Она поднялась, выпрямилась, и лицо ее снова стала непроницаемым. — Я заберу этих детей, чтобы вы с Марией могли прокатиться по дороге смерти или еще куда-нибудь.
Она крикнула детям что-то по-гречески, и они радостно ей ответили.
— Что вы им сказали? — спросил Дэвид.
— Предложила мороженого. Похоже, идея им понравилась.
— Бьюсь об заклад, вы со всеми всегда были ласковы и внимательны.
— Нет, Дэвид, не стоит так думать, но не стоит и никого расспрашивать обо мне. Все равно ничего не скажут. Объяснить мои проблемы могу только я.
В этот момент на пороге появилась Мария, готовая к занятиям. Она поприветствовала Вонни и повернулась к Дэвиду:
— Паме, Дэвид.
— Паме, Мария.
Вонни с изумлением смотрела, как она села в машину, посмотрела в зеркало заднего видения и плавно повела машину по дороге.
