Наконец мне повезло. Я нашла чудо какие
замечательные ботинки: кожаные внутри и снаружи, очень практичные, на удобном
каблуке, и на ноге сидят как влитые. Цена, правда, кусается – семь тысяч
рублей, зато прикреплен ярлычок «50%». Значит, куплю за половину стоимости.
– Да, – подтвердила
продавщица, – вы получите на них скидку пятьдесят процентов, но только
если купите еще три пары обуви.
– Какие еще три пары? – обалдела
я.
– Дело в том, что
пятидесятипроцентная скидка дается только на четвертую пару, –
скороговоркой зачастила девушка. – Вам надо купить еще три. Но это безумно
выгодно, они ведь тоже идут со скидкой: тридцать процентов – на вторую пару,
сорок процентов – на третью!
– А первую пару я, выходит, покупаю
по полной стоимости?
– Да, – радостно закивала
продавщица, – но к ней вам подарят дисконтную карту, по которой вы и
сможете потом получить все скидки. Это безумно выгодно!
Кажется, я поняла. Чтобы купить нужную
обувь со скидкой, надо также приобрести много ненужной обуви. Правда, на
ненужную обувь тоже дают некоторую скидку, но ведь ее я вообще не хочу покупать
и, возможно, никогда не буду носить! То есть, если разобраться, я куплю одну
пару обуви по цене четырех!
Я поделилась открытием с Зойкой, но она не
стала меня слушать.
– Ты ничего не понимаешь, это безумно
выгодно! – твердила она, явно позаимствовав фразу у продавщиц.
В результате подруга купила полусапожки с
вышивкой, лодочки безумного фиолетового цвета, мокасины под змеиную кожу и
босоножки с огромной красной бусиной. Бесплатно она получила тапочки с беличьей
опушкой – только на них во всем магазине висел ярлычок «100%».
Мы вернулись ко мне домой, Зойка
изможденно упала на диван и выдохнула:
– Уф, день прошел не зря! Столько
обуви купила, и практически даром! А ты меня еще отговаривала!
– Давай-ка подсчитаем, во сколько
тебе обошлась каждая пара, – предложила я.
Зойка достала чеки, я взяла калькулятор.
– Так, сначала складываем, потом
делим... Ага, получается, что каждая пара, включая тапки, стоит девяносто три
доллара. За такие деньги ты можешь купить обувь в любом магазине, безо всякой
распродажи и в нужном тебе количестве.
У подруги округлились глаза.
– Как же так? Ничего не понимаю! Это
же должно быть очень выгодно!
– Это и правда очень выгодно, только
не для тебя, а для магазина.
Зойка вскочила на ноги:
– Я немедленно иду сдавать обувь
обратно! Пусть вернут мои деньги!
– Увы, не получится. Она ведь
продавалась со скидкой, значит, вернуть ее ты не имеешь права. Разве только
тапки с беличьей опушкой. Но их глупо возвращать, тебе же их подарили.
Зойка плюхнулась на диван и протянула:
– Люська, я, кажется, лоханулась...
Ничего удивительного. Судя по рекламным
акциям и ценам в московских магазинах, слово «скидка» произошло от глагола
«кидать».
Глава 7
Зойка продолжала охать и причитать, когда
у меня зазвонил телефон. Я сняла трубку:
– Слушаю.
– Люсенька, умоляю, не бросай
трубку! – завизжал голос. Я с трудом узнала Свету Рзаеву. – Отдай им
сто тысяч долларов, иначе они меня убьют! А-а-а, перестаньте, мне больно!
Больно! А-а-а!!!
– Немедленно прекратите ее
мучить! – закричала я.
– Конфетка, – услышала я
знакомый мужской голос, – мы охотно перестанем ее мучить, только верни
деньги.
– Но я ничего не брала! Где я возьму
сто тысяч?
– Где хочешь, это не мое дело. Я
человек маленький, у меня приказ. Если денег не будет, твоя подружка умрет в
мучениях. А чтобы ты нам поверила, прямо сейчас мы сломаем ей руку. Левую.
Послышался ужасный хруст, потом дикий,
нечеловеческий вопль.
От ужаса я выронила телефон. Зойка
смотрела на меня во все глаза:
– Что случилось?
Я молчала, пытаясь собраться с мыслями.
– Да что случилось-то?!
– Случилось страшное. Не знаешь, где
можно раздобыть сто тысяч долларов? Нужны позарез.
– Зачем тебе?
Я рассказала про похищение, требование
выкупа и сломанную руку.
– Бред какой-то! – отреагировала
подруга. – Слушай, а может, у нынешней молодежи такие шуточки? Может, это
модный прикол, а мы, старые клячи, не в курсе?
– Да не похоже на розыгрыш. Уж очень
этот мужчина убедителен. А ты слышала крик?
Она передернула плечами.
– Да, просто жуткий.
– Надо где-то достать деньги, –
медленно сказала я.
– Не понимаю, чего это ты так о ней
беспокоишься, – ревниво заметила Зойка. – Разве она твоя лучшая
подруга?
– Да нет, мы просто коллеги.
Наверное, это у меня чувство вины.
– Ага, – оживилась Зоя, –
значит, ты и вправду взяла ее деньги?
– Да не брала я никаких денег! В
том-то и дело. Это такое чувство вины, когда ты ничего плохого не делала, но
все окружающие убеждены в обратном и навязывают тебе чувство вины. Понимаешь?
– Нет, не понимаю.
На меня неожиданно нахлынули детские
воспоминания. Однажды, когда мне было лет пять, я пришла в гости к подружке. Мы
с ней беззаботно играли до тех пор, пока ее бабушка не сообщила, что со стола
на кухне исчезли двадцать копеек. Она, мол, пришла из магазина и сдачу –
бумажный рубль и монету в двадцать копеек – положила на стол. Рубль на месте, а
монета пропала. И как раз пять минут назад я заходила на кухню попить воды...
В то время на двадцать копеек можно было
купить пломбир в вафельном стаканчике или, если добавить еще две копейки,
пирожное «корзиночку». Они обе – подружка и ее бабушка – уставились на меня,
ожидая, что я признаюсь. Я не признавалась, а только лепетала, что даже не
подходила к столу и не видела, что там лежит. Бабка добрых полчаса увещевала
отдать монету, обещая, что мне ничего за это не будет. Я стояла на своем: денег
не брала.
Сейчас-то я понимаю, что подружка сама
стащила у бабки денежку или, может, бабка была в маразме, но то ощущение
полнейшего бессилия что-либо доказать я помню до сих пор. Естественно, таких
слов, как «презумпция невиновности», я тогда не знала.
Зойка решительно тряхнула головой.
– Ерунда, забудь. Там было двадцать
копеек, а тут сто тысяч долларов. Какое еще чувство вины?
Я молчала, и она раздраженно продолжила:
– Ну ладно, допустим, эту Свету
похитили и даже руку сломали. Но ты-то тут при чем? С какой это радости тебе за
нее выкуп платить? У нее что, родственников нет? Муж, родители? Должна же быть
родня!
