— Мы с Дианой вращались, так сказать, в одних кругах. — Он залился густым румянцем и мгновенно взмок. Тяжело было смотреть, как он борется со словами.
— Каких кругах? — спросила я, хотя была уверена, что речь идет об «Анонимных алкоголиках».
Майкл неловко поерзал и ослабил галстук.
— В «голубых» кругах, Вэлери. — Он внимательно наблюдал за моей реакцией.
Что я могла сказать? Я всегда сомневалась, что нормальный мужчина способен составить роскошное сочетание сливочного галстука и темно-синей рубашки.
— Значит, ты гей, да?
В комнате, казалось, стало душно. Майкл тяжело вздохнул.
— Я никогда не занимался сексом с мужчинами. Правда, и с женщинами тоже — со времен старших классов, когда это был способ что-то доказать себе, друзьям и девушкам. Родители у меня верующие, церковь однозначно запрещает гомосексуализм. Я решил, что не могу стать геем. Просто взял и отложил эту проблему целиком в долгий ящик. По-моему, гомосексуализм — это выбор, и я отказываюсь его сделать. Мой пустоголовый братец принес родителям достаточно горя. Я захотел стать обычным человеком. Захотел семью, дом и кота. Нормальной американской жизни.
«Дом и кота»? Золотистого ретривера — это я еще могу представить. Черного лабрадора, ирландского сеттера, немецкую овчарку. Даже джек-рассел-терьера. Но кота? Мне было нечего сказать. Оставалось ждать продолжения.
— Дело в том, что ко мне всегда липли геи. Видели во мне нечто такое, что я сам отказывался признавать. Несколько лет назад один полицейский пригласил меня на вечеринку. Я не знал, что эта вечеринка «голубая». Или знал, но не хотел себе в этом признаваться. Можно было сказать, что меня втянули туда против воли. Там я познакомился с Дианой. Тогда она была Диана Пиерс, еще до того, как взяла девичью фамилию матери. Мы поддерживали отношения, в основном переписывались по электронной почте. Она знала, что я колеблюсь, и поддерживала меня. Она была одной из немногих, с кем я мог говорить на эту тему.
— А сейчас ты на каком этапе? — спросила я, хотя ответ уже не имел значения.
В душе что-то погасло и улетучилось. Словно кто-то открыл краник: я почти физически ощущала, как мой чувственный интерес к Майклу вытекает из тела сквозь ступни. Он вдруг стал для меня не будущим любовником, а просто дорогим другом. Большим и красивым другом, с которым мы никогда не будем делить постель. Не было ни злости, ни смущения, ни чувства, что меня предали. Никаких эмоций, которые обычно сваливаются на женщин после признания их мужей в своей истинной ориентации после двадцати пяти лет брачного стажа. Мне даже стало в чем-то легче — поняла наконец, почему он не делал никаких движений и что моя толстая попа тут ни при чем. Будь у меня хоть фигура Кэтрин Зета-Джонс, какая разница. Майкл Авила — гей. Казалось, он — мечта о романе с ним — уходит, как вода сквозь пальцы.
— Я твердо решил вести гетеросексуальную жизнь, — судя по голосу, он убеждал скорее себя, чем меня. — Мне пытается помочь ВАКТ.
— ВАКТ? — Я старалась проявлять интерес, но на самом деле хотелось только вернуться домой и лечь спать. — Кто это?
— Это не кто, а что. «Всемирная ассоциация коррекционных терапевтов», — пояснил Майкл. — Они помогают таким, как я.
— Ага.
Я слышала о такой ассоциации. Их поддерживают весьма авторитетные психологи и психиатры. Они обещают «заметно изменить процент» гомосексуалистов, возвращенных «обратно» к гетеросексуальности. Я не обращала на все это особого внимания. Сексуальную ориентацию, по моему глубокому убеждению, нельзя выбрать, и вся эта коррекционная терапия — только возвышенная болтовня и потеря времени.
Однако Майклу я об этом не сказала. Он так воодушевлен этой идеей. Грустно. Я распрощалась вежливо, как только могла, уверила Майкла, что мы будем продолжать общаться, но избегая высказываться насчет дальнейших свиданий. Его старания, даже с моей точки зрения тщетные, вызывают уважение. Но я не хотела бы участвовать в таком эксперименте.
Зашла за мамой, отвезла ее домой. Бад ее очаровал. Я решила ничего не говорить ей про Майкла.
На сегодня все.
В.
15 августа
Утром звонила Роджеру.
— Что там за фотографии? Расскажи.
В ответ я услышала ни больше ни меньше:
— Поговори с рукой. Голова тебя не слушает.
— Что?
— Я сказал, поговори с рукой, Вэлери.
— Роджер, я очень рада, что твой очередной микроорганизм помог тебе освоить жаргон нового поколения, но эта фраза имеет смысл, только если ты говоришь с кем-то лично. Кроме того, так давно уже никто не говорит. Никто, кроме сорокадвухлетних идиотов, которые безуспешно пытаются вернуть молодость за счет свиданий с маленькими девочками.
— Ну, ты закончила? — Он тяжело вздохнул.
— Что это за фотографии, Роджер? Ты прекрасно знаешь, я не лесбиянка!
— Говори что хочешь о своих склонностях, дорогая моя бывшая женушка, но эти фото трудно опровергнуть. Ты там с моим старым другом Дианой. Вы обе в постели, одна уже разделась. Что еще надо?
Я вспомнила встречу в мотеле.
— Ты что, нанял частного детектива?
— Слишком хорошо о себе думаешь, Вэлери! Стал бы я тратить кучу денег на такого чурбана, как ты. Эти фотографии попали ко мне практически случайно. Можно сказать, с неба свалились.
— То есть как?
— То есть мне их прислали. Сами, без моей просьбы. Божий дар, да и только.
Я вертела его слова так и сяк. Божий дар, значит. Роджер никогда не был религиозен и поминал Господа только в каких-нибудь эмоциональных выражениях типа «О боже, ты видела сумму на счете?», или «Господи, ты что, хочешь надеть это жуткое платье?», или «О господи, я кончаю».
Тут я догадалась — за этими снимками наверняка стоит Диана. С тех пор как она обратилась к «Анонимным алкоголикам», Бог поминался к месту и не к месту. Точно, Диана в этом замешана. Я же знала, что ей нельзя доверять! Надо дать себе хороший пинок за каждую секунду, проведенную с ней в мотеле. Неужели я была в каких-то предосудительных позах? Я помню, что она была голая — такое тело невозможно забыть — и в какой-то момент дернула меня за руку, я потеряла равновесие и плюхнулась рядом с ней. Она до меня дотрагивалась? А я до нее? Кажется, она хотела помассировать меня. Это могли сфотографировать. Диана любит всех тискать, она вполне могла потереть мне ногу или сжать руку, это тоже могло попасть на пленку. Голова заныла при одной мысли об этом. У меня отберут опеку Пита. Точно, я знаю.
— Слушай, Роджер, я разгадала твою загадочку. Тебе Диана дала эти фотографии, да? Прекрасно. Я так и знала.
— Диана? — Роджер фыркнул. — Хорошая мысль, но мимо. Нет, моя дорогая, Диана теперь всецело на твоей стороне. И при одном взгляде на фотографии я понял почему. — Он перешел на шепот: — У-ууу! Ну, ты и соблазнительница!
