Сегодня спускаться было гораздо легче, но все равно я чуть не упала, когда моя рука выскользнула из ладони Гая.
— Ненавижу высоту, — сказала я сердито, почувствовав землю под ногами.
Гай засмеялся.
— Здесь всего лишь восемь футов. Легко можно спрыгнуть, не опасаясь ушибиться.
— Я спрыгнула вчера по неосторожности. И ушиблась, ушиблась ощутимо. По крайней мере, мне было больно.
— Ты ушиблась, бедняжка? — Глаза Гая сверкнули в темноте, он ласково похлопал меня по руке. — Я пригляжу за тобой. Скоро будет мост. Осторожно, держись за мою руку!
Вероятно, я ухватилась за нее слишком сильно. Доска бешено закачалась, как только я на нее ступила.
— Неплохо, могло быть и хуже, не правда ли? — спросил Гай, когда мы оказались на другом конце мостика.
— Что может быть хуже? Только переход по скользким камням через Ниагарский водопад.
Мне хотелось сказать еще много чего, но слова моментально вылетели из головы: Заброшенный Коттедж стоял перед нами во всей красе. В доме горел свет. Четыре окна мягко светились в темноте, как глазницы, вырезанные в тыкве на Хеллоуин. Гай толкнул дверь, мы вошли в дом.
— Сисси, мы вернулись! — Гай окинул взглядом гостиную. — Я назвал бы это трансформацией.
Комнату освещали несколько газовых рожков, накрытых стеклянными плафонами, листья были сметены с пола, стол покрыт белой скатертью. На столе стояли свечи и букет цветов. Возле камина высилась охапка сухих дров. В камине жарко пылал огонь. Отсветы пламени отражались от металлической решетки. Диванные подушки были взбиты, коврики вычищены.
Высокая женщина с прямыми плечами вышла из кухни. Ее лицо казалось воплощением мечты художника-кубиста: квадратный лоб, абсолютно прямые брови и широкая переносица. Глубоко посаженные глаза, широкий рот и выпирающая нижняя челюсть дополняли картину. Ей было не больше тридцати. Гай представил нас:
— Мисс Глим, мисс Сванн.
— Как поживаете? Комната просто преобразилась! — Я протянула руку. Сисси с неохотой пожала ее. — Как вам удалось навести порядок так быстро?
— Вряд ли у кого-нибудь, в том числе и у вас, получится убрать три комнаты за пять часов, — раздалось в ответ. Голос был холодный и хриплый.
Решив не обращать внимания на грубость, я попыталась завоевать расположение Сисси. Подойдя к столу, я воскликнула:
— Какие красивые цветы! — и добавила: — Это анемоны? — Пальцем я прикоснулась к нежному лепестку. — А эти, небольшие, с крохотными волосками, похожи на анютины глазки.
— Так и есть, это анютины глазки. Цветы одичали, растут как бурьян. Я сорвала несколько в саду.
— Как мило, как предусмотрительно…
— Я только выполняла распоряжения мастера Гая.
Я сделала еще одну попытку:
— Замечательный запах из кухни. Чем это пахнет?
— Пирогом с цыпленком, который остался от ленча. А также супом с сельдереем и тортом с патокой. А еще я принесла кое-что для Хлои.
— Звучит прекрасно. Спасибо, спасибо большое! — улыбнулась я.
— Это всего лишь остатки от обеда. — Сисси абсолютно не трогали мои слова. Она повернулась к Гаю. — Это все, мастер Гай?
— Да, спасибо. Сисси, незачем говорить отцу, где я нахожусь.
Мисс Глим застегнула габардиновый макинтош, ее лицо исказила ухмылка.
— Насколько я знаю, ни у кого из членов семьи еще не было повода поставить под сомнение мою надежность.
Гай хохотнул.
— Перестань, Сисси. — Он подошел к ней и положил руку на плечо. — Не сердись. Ты хорошая девушка, и я безмерно благодарен тебе за все. — Гай понизил голос, но я, тем не менее, все слышала. — Я обязательно тебя отблагодарю, обещаю.
Мисс Глим взглянула на него с упреком, а может, и со злостью. Но это могла быть и затаенная любовь.
— Я ухожу. — Она резко дернула плечом, сбрасывая руку Гая. — Спокойной ночи, мастер Гай. — Сисси окинула меня взглядом, полным холодного презрения. — Мисс…
Затем она развернулась, вытащила из кармана плаща фонарь и скрылась за дверью.
— Тебе следовало подвезти ее домой. Ей предстоит нелегкая дорога в темноте. А эта предательская доска! К тому же снова пошел дождь…
— Дождь хорошо влияет на цвет лица. Кроме того, Сисси — деревенская девушка. Это расстояние для нее ничто. Пойдем, поедим супа.
Кухня была прибрана: паутина в углах обметена, раковина вычищена до блеска. Тлеющие угли мерцали в очаге. Бутылка вина, два бокала и штопор находились на столе. Кастрюля с супом стояла на очищенной от копоти печи.
— Как ей удалось включить газ?
— Думаю, что она нашла кран где-то снаружи. Не так много домов в наших местах остались без электричества. Такие дома освещаются газовыми фонарями. Давай выпьем за нас! — Гай поднял бокал.
— Давай, за тебя и за меня.
— Это незначительное уточнение ничего не меняет, не правда ли?
— Мне не понравилось то, что мисс Глим решила, будто ты собираешься провести ночь у меня.
— Не стоит переживать из-за нее. Она не любит женщин, вот и все.
— Ты имеешь в виду: ей не нравятся женщины, которые нравятся тебе?
Гай загадочно улыбнулся.
— И почему это пришло тебе в голову?
Мы перенесли еду в гостиную и сели за стол. Хлоя, лежа на коврике у камина, довольно урчала. Бледно-зеленый суп выглядел аппетитно. Я поднесла ложку ко рту:
— Она влюблена в тебя?
— Откуда мне знать.
— Перестань, не валяй дурака. Каждый человек прекрасно знает, когда кто-то в него влюблен.
— Совсем не обязательно. Люди могут божиться, что влюблены, пока их языки не покроются волдырями. Но это абсолютно ничего не значит. Они могут обманывать себя или врать окружающим. Что означает, когда кто-то влюблен в тебя? Обычно он или она не хочет, чтобы партнер трахался с кем-то еще. Я не могу назвать это чувство любовью. Обычный эгоизм.
— Как деликатно ты все разложил по полочкам. Предположим, кто-то жертвует чем-то дорогим для себя, чем-то очень важным. Или погибает ради тебя. Тогда ты поверишь в любовь?
— Конечно нет. Тот, кто жертвует собой ради тебя, надеется, что ты будешь чувствовать себя виноватым всю оставшуюся жизнь. Можно ли назвать это любовью?
— Ты не веришь, что люди способны любить другого человека если не больше, то хотя бы не меньше себя?
— Полагаю, что любовью мы называем собственнический инстинкт. Человек, которым ты обладаешь, не должен принадлежать никому другому. Ты всегда должен быть уверен, что получишь от него все, что захочешь. — В эту минуту я подумала об Алексе. Он так часто говорил, что никогда никого не любил так, как любит меня. Мне же хотелось вырваться, избавиться от тяжкого бремени. — Каждый богатей, — Гай ткнул в мою сторону ложкой, — должен понимать, что жена терпит его ночные потуги только из-за любви к наличным. Мне также не мешает помнить об этом.
