Гай выглядел совершенно потерянным.
— Полагаю, вы не дадите мне покоя, пока Джордж не станет министром или Архиепископом Кентерберийским. Но разве вы не понимаете: если я стану помогать малышу, всем захочется узнать, почему? Вер взял с меня клятву, что я не расскажу ни единой живой душе об этом. Разве мое слово ничего не стоит?
— Об этом не беспокойся, — твердо сказала Прим. — Ты сможешь использовать меня как посредника. Мы будем заботиться о мальчике вдвоем, но когда он станет звездой, вся слава достанется мне.
— Подожди секунду, что ты имеешь в виду? Ты же знаешь: мои ресурсы ограничены.
— У тебя хватит денег, чтобы заплатить репетитору. Я буду в доле. И старый Дасти… Что ты скажешь о его недавних откровениях по поводу твоих способностей землевладельца? Ты обязан позаботиться о том, чтобы старый ворчун разрешил Джорджу спокойно выполнять домашние задания.
Гай уныло покачал головой.
— Я хотела бы помочь, — сказала я. — Но у меня осталось всего сорок фунтов наличными. Я боюсь воспользоваться чековой книжкой:
Мне пришлось объяснить Гаю и Прим, что такое общий счет.
— Ты хочешь сказать, что после всего того, что между вами произошло, после того как ты сказала «нет» и сбежала со свадьбы, он все равно попытается заставить тебя выйти за него? — полюбопытствовала Прим. — По мне, его любовь похожа на преследование.
— Возможно, ты права. Но я настолько сбита с толку, что не могу понять, что хорошо, а что плохо. Все, что мне известно, — это то, что он разыскивает меня.
Я зачитала вслух некоторые отрывки из письма Виолы.
— О Господи! Этот человек — настоящий тиран! — воскликнула Прим. — Не волнуйся, Гай и я придем тебе на помощь, если что. Правда, Гай? — Гай отсалютовал, с сарказмом глядя то на меня, то на Прим. — Ты не должна волноваться по поводу денег, которые я потратила. — Прекрасные карие глаза Прим светились теплотой. — Благодаря тебе меня вновь охватили давно забытые чувства. Я снова кому-то нужна. Кому-то необходима моя помощь. Я не смогу уснуть ночью, буду строить планы.
Гай тяжело вздохнул.
Глава 13
— Очень рад с вами познакомиться, мисс Сванн. — Амброуз Гилдерой с трудом поднялся с кресла и заковылял навстречу, опираясь на два костыля.
Он тяжело переносил свой вес с одной ноги на другую, чтобы сделать очередной шаг. Когда он приблизился ко мне, то переложил костыли в одну руку, чтобы пожать мне руку. — Замечательно, что вы решили поучаствовать в нашей скромной вечеринке. Боюсь, вы найдете нашу компанию ужасно скучной. За столом не будет ваших ровесников, кроме моего непослушного мальчика и Вернера, сына моей старинной приятельницы баронессы.
Несмотря на дряхлость, было ясно, что когда-то отец Гая был очень привлекательным мужчиной. Седые, зачесанные строго назад волосы и высокий лоб делали его несколько старомодным. Глаза смотрели смело и цинично, как и у Гая. Парализованная правая часть лица придавала улыбке сардоническое выражение. Амброуз потрепал Гая по плечу дрожащей рукой. Другая рука была скручена болезнью и с трудом удерживала костыль.
— Не хочу, чтобы вы составили ложное представление о нем, моя дорогая. Его непредсказуемость и капризность пройдут со временем. Молодые люди часто подвержены этим болезням.
Учитывая, что Гаю уже исполнилось тридцать два года, назвать его молодым человеком было большим преувеличением.
— Спасибо за столь лестную характеристику, — произнес Гай отсутствующим тоном. В его голосе не чувствовалось сердечности.
— Проходите, моя дорогая, — мистер Гилдерой взял меня за локоть. — Позвольте представить вас остальным гостям.
Раздался хруст коленей и скрип позвонков — несколько пожилых мужчин нехотя привстали с кресел. Я тотчас забыла все имена, которые были названы. Мне вручили бокал шампанского и усадили в кресло рядом с пожилой леди с седыми волосами и небрежно закрепленным шиньоном. Она самодовольным тоном поведала, что ее имя леди Фриск. Это имя я уже где-то слышала. В памяти всплыла история о Вере и рождественском пудинге. Леди Фриск спросила, не охочусь ли я. Когда я отрицательно покачала головой, она разразилась длинной тирадой о пользе охоты для молодой леди, рассказала, как предохранять с помощью крема кожу лица от ветра и описала особое удовольствие окунуться в горячую ванну после дня, проведенного на морозном воздухе. Ничто так, как охота, поведала леди Фриск, не способствует здоровому образу мыслей. Ее высокий пронзительный голос неприятно резал слух.
— Вам просто необходимы физические упражнения на свежем воздухе, мисс Сванн. Вы слишком бледны. Надеюсь, вы не страдаете анемией? Рекомендую есть сырую печенку, перетертую в пасту. Щепотка мускатного ореха, черный перец и соль сделают блюдо вполне съедобным. Секретарь пришлет рецепт вашему повару. — Я открыла рот, чтобы отказаться от столь трогательной заботы, но леди Фриск уже продолжала: — С вашей комплекцией не стоит увлекаться жирной пищей и злоупотреблять алкоголем. Мне еще не приходилось видеть столь блеклой кожи. — Я отдвинулась — глаза леди Фриск просто буравили мое лицо. — Лучшее украшение девушки — это чистая кожа. Большой ошибкой является желание спрятать изъяны под слоем косметики…
— Я не пользуюсь косметикой.
— Я так и думала. — Шиньон леди Фриск задрожал — она довольно качнула головой. — Немного румян на щеках преобразит вас. Моя дочь Шарлотта с детства спит с маской из овсянки и белка на лице, а руки держит в хлопковых перчатках, чтобы не запачкать простыни смесью вазелина с лимонным соком. Ее руки удивительно белые…
— Это, должно быть, чертовски неудобно. — Я решила, что пришло время постоять за себя. Меня раздражали непрошенные советы. Кроме того, обвисшие, покрытые пятнами щеки леди Фриск и крохотные сосудики на ее носу давали повод сомневаться в ее компетентности. — А если бы она была замужем? Стал бы муж терпеть такой беспорядок на подушке?
— Ах да! — Леди Фриск драматично всплеснула руками и мотнула головой, словно находилась на сцене. — Если вы практикуете дурную привычку спать с мужем в одной спальне, нам не о чем разговаривать…
Меня не очень расстроили слова леди Фриск. Сделав глоток шампанского, я посмотрела в противоположный конец комнаты. Гай шептал что-то на ухо женщине в ярко-рыжем парике, с розовыми щеками. Она похлопывала рукой по изящной дамской сумочке и выглядела чрезвычайно довольной.
Гостиная в Гилдерой Холле представляла собой красивый зал с лепкой на потолке. Стены были украшены позолотой и резьбой по черному дереву. Мебель представляла собой хорошо подобранную коллекцию XVIII–XIX веков. Зеленые бархатные шторы закрывали окна. Диваны и кресла, покрытые коврами, стояли вдоль стен. Неплохой пейзаж, который, безусловно, принадлежал руке художника XVIII века, висел над камином. Зал не был большим, но поражал элегантностью убранства. Детали интерьера, очевидно, собирались в течение длительного времени. Здесь ощущалось доминирование мужского начала. Не только потому, что в зале не было цветов, но и потому, что в глаза сразу бросался бар с разнообразными напитками, на подставке рядом с журнальным столиком высилась стопка газет, стойкий запах сигарного дыма пропитал стены, а кресла лоснились, создавая впечатление некоторой запущенности.
