— Прошу прощения, сэр. Я не знала, что вы здесь. Я искала еще одну бутылку бренди для мужчин.
— Ты права, Сисси. Я пренебрегаю обязанностями хозяина и забыл о гостях. — Сентиментальные нотки исчезли из голоса Амброуза. Слова звучали отрывисто и резко. — Ты приготовила прекрасный ужин. Вы согласны, мисс Сванн?
Я улыбнулась мисс Глим.
— Ужин был великолепен.
Сисси даже не взглянула в мою сторону.
— Я вам понадоблюсь еще вечером, сэр? Посуду ведь можно помыть завтра утром. Я бы хотела сегодня пораньше лечь.
— Конечно, конечно. Ты, должно быть, устала. Отнеси бренди в гостиную и можешь быть свободна. Я иду за тобой. Давай оставим этих двоих молодых людей наслаждаться видом. Как романтично, не правда ли?
Мисс Глим вскинула на Гая несчастный, укоряющий взгляд, словно птица, грудь которой пронзил колючий шип. Амброуз пошаркал к выходу и скрылся за дверью. Сисси последовала за ним, громко хлопнув дверью напоследок.
— Думаю, что мы тоже должны идти. Твой отец не понимает, что эта женщина в тебя влюблена.
Гай засмеялся:
— Отец прекрасно все понимает. Он специально старался задеть Сисси. Ему нет равных в подобных вещах.
— Я тебе не верю. Твой отец показался мне таким милым!
Целый вечер я размышляла над вопросом, почему Гай так ненавидит своего отца. Амброуз казался заботливым хозяином. Он старательно вовлекал гостей в разговор и делал вид, что слушает. Было совершенно очевидно, что в его душе не умерла романтика. Когда Амброуз рассказывал о Споукбендерском аббатстве, в его голосе слышалась неподдельная страсть.
— Я расскажу тебе одну историю. Сядь поудобнее. — Гай мягко усадил меня в кресло, которое стояло рядом с окном, а сам примостился на подлокотнике. — Ты готова? Тогда я начинаю. Только не рассчитывай услышать добрую сказку. Споукбендерское аббатство было фамильным гнездом семейства Ле Местров на протяжении четырех сотен лет. Мы, Гилдерои, — выскочки. Наши предки поселились в этих местах в 1746 году. Тогда и был построен этот особняк. Представители обоих семейств соперничали и дружили, враждовали и сочетались узами брака. Последний Ле Местр, Гарри, полковник, был одного возраста с моим отцом. Они росли как братья. Вместе учились рыбачить, стрелять и ездить верхом. Ходили в одну школу. Отец был умнее, ему лучше давались школьные предметы. Гарри был непревзойденным в спортивных играх, стрельбе и верховой езде. По окончании школы отец поступил в Кембридж, а Гарри в Сандхерст
[41]. По выходным они вдвоем шатались по Лондону в поисках приключений.
Отец и Гарри одновременно влюбились в певицу по имени Джорджиана. Они так привыкли к соперничеству, что просто не могли не выбрать одну и ту же женщину. Джорджиана была красавицей, но отец говорил, что ее голос напоминал крик совы. Молодые люди самоотверженно сражались за то, чтобы привлечь внимание прекрасной певицы, но чаша весов никак не склонялась ни в ту, ни в другую сторону. Гарри был выше ростом, а отец красивее. Гарри был более напористым, а отец считался мастером комплиментов. Вероятно, Джорджиана намеренно стравливала молодых людей, чтобы выжать побольше денег из каждого.
Началась война. Гарри был призван в армию в первый же день. Отец получил отсрочку — в детстве он перенес ревматизм, и врачи опасались за его сердце. Бедняга Гарри подставлял голову под пули во влажных джунглях, а отец тем временем наслаждался обществом Джорджианы в затемненном Лондоне. Извещение о свадьбе отца и Джорджианы стало для Гарри настоящим шоком. Возможно, Джорджиана приняла такое решение, рассудив, что Гарри могут убить. А может, ей на самом деле отец нравился больше. Он ведь мог очаровать любого. Вер родился в 1942 году, а я в 1945. После войны Гарри, тогда уже полковник Ле Местр, герой, покрытый шрамами с ног до головы, вернулся в Споукбендерское аббатство, и все снова вернулось на круги своя.
Как я уже говорил, Гарри и отец были очень похожи характерами — оба заносчивые, безрассудные, оба привыкли ходить по краю. Присутствие моей мамы придало старому соперничеству новый импульс. Отец и Гарри презирали любого, кто не разделял их образа жизни — практически всех жителей округи. Тогда в этих местах стали поговаривать, что отец и Гарри отъявленные распутники. Вечеринки, которые устраивались в замке, поражали воображение. Конечно, никого из местных на них не приглашали. Думаю, что большая часть историй была выдуманной.
Вскоре после того, как Гарри вернулся, любовь между ним и моей матерью вспыхнула вновь. Мать проводила большую часть времени в Споукбендерском аббатстве. Это был классический любовный треугольник. Могу представить, как отец метался в одиночестве, ждал мать и втайне наслаждался подобной ситуацией. Отец терпеть не мог рутину. Ему были необходимы препятствия. Без них жизнь казалась ему скучной.
По воскресеньям отец и Гарри играли в покер и напивались до чертиков. Они делали невероятные ставки, чтобы придать игре интерес. Однажды отец предложил поставить на кон фамильные поместья. Гарри был достаточно пьян, чтобы согласиться. Отцу выпал флеш, и он выиграл Споукбендерское аббатство. На следующий день отец пригрозил Гарри судом, если тот не отдаст долг. Очевидно, Гарри полагал, что все это было неудачной шуткой. Разразился скандал. Адвокаты обеих сторон взялись за дело. Гарри мужественно перенес процесс. С его лица не сходила улыбка.
Отец обещал Гарри, что тот сможет жить в замке столь долго, сколько захочет. Но как только отец получил документы, подтверждающие передачу собственности, он прислал людей сорвать с замка крышу. Рабочие сорвали всю черепицу, все железо. Дом оказался беззащитным перед непогодой. Гарри не имел возможности остановить вандалов.
Шампанское в моем бокале вдруг стало кислым.
— Не могу поверить, что кто-то может быть таким… злопамятным.
— Как мало ты знаешь людей, дорогая! Конечно, Гарри не мог оставаться в доме без крыши. Ты можешь себе представить, насколько он был зол! Удивительно, как он не убил отца. Однако у него возникла идея получше. Отец полагал, что Гарри с потерей поместья лишился источников дохода, а у мамы не было собственных сбережений. Отец недооценил истинную страсть. Мама от всего сердца сочувствовала несчастному Гарри. А может, она просто не одобряла того, что сотворил отец. Я ведь не знаю, какой она была на самом деле. В конце концов Гарри уехал и прихватил маму с собой.
— Даже не знаю, кому больше досталось, — сказала я задумчиво. — Пострадавшей стороной в итоге оказались твой брат и ты.
— Я бы больше расстроился, если бы нас покинула няня. Мама не слишком баловала нас вниманием. Большую часть времени мы проводили в обществе слуг, лошадей и собак. Мы не чувствовали себя обделенными. На самом деле мы были счастливее, чем многие наши ровесники. Мы были свободнее, чем многие дети. Няня пыталась приучить нас к дисциплине, но была слишком доброй. — Гай засмеялся. Его красивое лицо загорелось. Мне казалось абсолютно бессмысленным сострадать Гаю. — Мои первые воспоминания связаны с собакой Вера. Пса звали Раффл. Однажды он проглотил нянину перчатку. Через некоторое время собака вырвала перчатку. Исчезли только две пуговицы, с помощью которых перчатка застегивались у запястья. Вер подошел к няне через несколько дней и сказал, что нашел пуговицы в саду. Няня закричала, чтобы он немедленно выбросил пуговицы. Вер забросил пуговицы в рот и проглотил. Он сказал, что хочет понять, что чувствовал Раффл, когда глотал пуговицы. Поднялся страшный переполох: вызвали доктора, а Вера отлупили. Много лет спустя Вер сказал, что никогда не находил пуговицы. Он проглотил два кусочка шоколада. Когда я спросил, почему он не признался в этом взрослым, Вер ответил: чтобы проверить себя. Я не мог тогда понять, зачем это ему. Вера постоянно ругали, лупили, лишали подарков, но он оставался самим собой.
