— Вы, ублюдки! — Уилл ворвался в хижину. Он был в грязи с головы до ног. — Вы должны были мне сказать! Умираю от голода. Я почти поймал форель, огромную форель. В следующий раз я сплету сеть. Ей уже не уйти от меня.
— Здравствуй, Уилл.
Уилл проигнорировал мое приветствие, подошел к столу и протянул черную от грязи руку.
— Не смей ни к чему прикасаться, Уильям Рокер! — в голосе Прим звучали металлические нотки. Уилл послушно отдернул руку назад. — Девочки тяжело работали, чтобы сделать нам сюрприз. Ты не имеешь права все испортить.
Наконец чайник закипел. Мы тут же стали пить чай, хотя Прим и я лишь час назад закончили ленч. Глиняные чашки начали распадаться, как только их наполнили горячей водой. Чай на вкус был похож на жидкую грязь. Я с трудом сделала несколько глотков. Сосиски оказались сырыми внутри. Мне пришлось проделать жонглерский трюк — и сосиска незаметно исчезла в кармане. Лишь Эдвард выпил чай до дна и теперь пережевывал сосиску с показным удовольствием. В моей порции желе неизвестно каким образом оказался прутик.
— Фу, дерьмо! — Уилл открыл рот и выплюнул содержимое в тарелку, затем ладонью смел полуразжеванную пищу с тарелки на землю.
— Вы не правы, молодой человек! — Эдвард нахмурился. — Лично я не помню, когда ел такую вкусную еду и наслаждался столь приятной компанией.
Он улыбнулся и взъерошил волосы Френки. Улыбка Эдварда была ободряющей, а голубые глаза смотрели с теплотой. Я не понимала, как Прим удается устоять перед ним. Хотя, конечно же, сексуальное влечение не подвластно разуму и воле. Прим оперлась подбородком о согнутую в локте руку и не отрываясь смотрела на Эдварда. Эдвард поймал ее взгляд. Легкая тень омрачила его лицо.
Прим встала из-за стола.
— Давайте немного пройдемся.
Лес стоял во всей красе: зеленые кроны, аромат весенней травы, звонкое пение птиц. Дикие голуби нежно ворковали, порхая среди ветвей. Я остановилась послушать невидимого за деревьями дятла. Невесомые пылинки кружили в полосках света бесконечные хороводы. Колокольчики яркими пятнами мерцали над землей. Сладкий запах цветов смешался с острым запахом дикого чеснока под нашими ногами.
Хлоя, Бальтазар и Френки бежали впереди. Френки заметила колокольчики и стала собирать букет.
— Мы не должны позволять ей рвать цветы, — сказала Прим.
— Она так счастлива. Не будем портить ребенку настроение, — задыхаясь, ответила я — Титч с каждым шагом становилась все тяжелее.
— Позволь мне помочь. Я возьму малышку, — сказал Эдвард и осторожно забрал девочку.
Титч на секунду открыла глаза, но немедленно заснула после того, как Эдвард стал нежно гладить ее по головке.
— Фу! Здесь воняет! — крикнул Уилл. — Жаль, что у меня нет ружья. Я бы перестрелял всех птиц.
Было очевидно, что Уилл совершенно равнодушен к красотам природы.
— Разве здесь не прекрасно? — обратилась я к Рут. — Смотри, как белки бегают друг за другом.
Рут в ответ, как обычно, передернула плечами. Но когда мы приблизились к дикой яблоне, которую сверху донизу укрывали белоснежные цветы, лицо Рут засияло от удовольствия.
— Я оставлю за собой дорожку, как Гензель и Гретель
[69]. — Френки нарвала охапку листьев и стала разбрасывать позади себя.
— Дура, ты никогда не сможешь найти их, — засмеялся Уилл. — Листья засохнут или сгниют.
— Никто не смог бы найти и крошки хлеба, — ответила Френки. — Сам дурак. Жирная свинья.
— Дети! — строго произнесла Прим. — Ведите себя хорошо или отправляйтесь домой. Давайте попробуем наслаждаться природой без шума и ссор.
Френки немедленно замолчала, но Уилл, топая за моей спиной, бормотал:
— Ду-ра, ду-ра.
У Уилла, безусловно, был тяжелый характер.
— Послушайте! — Френки резко остановилась. Я чуть было не врезалась в нее. — Что это за странный звук?
Раздался вой, который сменился пронзительным визгом. Птицы с шумом поднялись в воздух, белки спрятались в кронах.
— Это старая ведьма пришла, чтобы испечь тебя в духовке, — низким голосом тихо произнес Уилл.
Френки испуганно схватила меня за руку. Предположение Уилла оказалось недалеким от истины. Мы свернули на тропинку и обнаружили Бар, которая легко подпрыгивала, размахивая руками над головой, как пловец, и издавая громкие звуки. Теперь ее волосы были окрашены в очаровательный цвет топленого масла. На Бар была яркая юбка, сшитая из разноцветных квадратных лоскутов, и полосатый джемпер. Я подумала: «Какое счастье, что сегодня Бар одета, ведь с нами Эдвард». Затем вспомнила, что Эдвард, будучи врачом, вряд ли удивился бы, увидев обнаженное женское тело, а вот Уилла пришлось бы увести отсюда.
— Осторожней, не вступите в круг! — закричала Бар, когда увидела нас. — Я праздную день летнего солнцестояния. Сегодня происходит сексуальное соитие бога Солнца с богиней Лета. Присоединяйтесь ко мне.
— Не думаю, что мы должны в этом участвовать, — начала было Прим, но Френки и Уилл уже направились к двум кучкам горящего хвороста, вокруг которых танцевала Бар.
— Я вырежу для вас дверь.
Френки осторожно переступила черту, которую нарисовала на земле Бар. Меня удивило выражение восторга на ее лице.
— А где дверь, я ее не вижу?
— Это магическая дверь, вырезанная в круге из голубого пламени. Ты не видишь ее, потому что не была инициирована. Но я вижу ее отчетливо.
— Я иду, — сказал Уилл и, высоко поднимая ноги, переступил невидимый порог.
Рут попятилась.
— Не бойся, — сказала я. — Это добрая магия. С тобой ничего не случится.
Бар хлопнула в ладони.
— А сейчас попробуйте сконцентрироваться. Мы, взявшись за руки, пойдем по часовой стрелке вокруг котла с вином, — Бар кивком указала на глиняный горшок, наполненный лиловой жидкостью, который стоял на земле между двумя кострами.
Я вспомнила, как в школе танцевала на уроках пластики.
— Положите малышку на землю, тогда Богиня поймет, что вы пришли с добром.
Титч, к нашему удивлению, не стала сопротивляться. Она спокойно улеглась на спину, сунула в рот большой палец и стала разглядывать качающиеся ветви. Хлоя и Бальтазар увидели кролика и с громким лаем помчали вдогонку. Мы выстроились гуськом.
— А теперь давайте споем в честь Великой Богини и Бога: Вот священный кубок, который вручила Богиня. Споем три раза… — руководила нами Бар.
Мы покорно затянули гимн нестройными голосами. Бар пела высоким голосом, почти визжала, затем резко переходила на глубокий грудной тембр. Мы никак не могли приноровиться. Прим пела слишком низко, Френки слишком высоко. Я с огромным трудом сдерживала смех.
