– Невкусно? – огорчился Марко, и я почувствовала укол совести. В конце концов, он-то почему должен страдать от наших игр? Андре посмотрел на меня в упор, а затем отбросил салфетку и холодно спросил:
– Дорогая, может, ты хочешь чего-то другого? Я выбрал за тебя, прости!
– Все отлично, ты угадал, дорогой, – ответила я так же холодно. – В этот раз угадал.
– Приятного аппетита, – сказал Андре угрожающим тоном. Я попробовала сыр. В самом деле, такие рестораны берут деньги не за то, как выглядит их блюдо, а за то, какое оно на вкус. Выглядело все безупречно, не придерешься, но и вкус этого остропряного молодого козьего сыра был таким, что хотелось простонать от удовольствия и закрыть глаза, наслаждаясь моментом. Я с огромным трудом подавила в себе это желание. Такого Андре от меня не добьется.
– Значит, вы улетаете? Когда? – спросил Марко, отпивая свой кофе. – В принципе, я могу вас хоть сегодня отправить. Как там Вольдемар? Ты не звонил ему?
– Вольдемар? – Я посмотрела на Андре.
– Владимир Рубин, мой отец, птица. Ты, кажется, еще не представлена ему. Он встретит нас в аэропорту.
– Ох ты! – Я не нашла слов. Я так долго адаптировалась к тому, что у Андре такая невероятно красивая, сложная, именитая мать, что совершенно забыла о его отце из России.
– Ох ты? Это все, что ты имеешь мне сказать? Как насчет того, чтобы обрадоваться, что мы можем улететь сегодня вечером? Или насчет того, что ты уже сегодня вечером увидишься со своей матерью?
– Что?
– Господи, я так и буду выслушивать от тебя сплошные восклицания? – улыбнулся Андре, а из моей головы тут же вылетели все вопросы и все проблемы. Я лечу домой, я увижу маму, я увижу Шурочку, я заберу своего кота. Что может быть лучше? Я с трудом удержалась, чтобы не вскочить и не попросить отвезти меня в аэропорт прямо сейчас. Чтобы прямо в эту минуту оставить всё плохое не только в прошлом, но и в Париже. Андре улыбался, ему нравилась моя реакция, и я поняла – наверное, он на нее и рассчитывал. Марко тоже смотрел на меня с теплой улыбкой. Я вдруг подумала, что всё действительно налаживается.
– А как же Габриэль? Мы ведь только объявили о помолвке. Она не обидится, если мы вот так улетим? – спросила я, пугаясь того, что Андре сейчас задумается, запустит свою ладонь в волосы, а потом скажет, что в самом деле нужно повременить с отлетом. Вместо него ответил Марко.
– Даша́, вы зря переживаете. Мы созвали пресс-конференцию, чтобы замять скандал с фотографиями, но потребуется какое-то время, чтобы ваши с Андре имена сошли с первых полос французских газет. Весь дело в том, что если вы не уедете и останетесь здесь, то скандал вряд ли замнется. Ведь за вами будут охотиться папарацци. Вы – их хлеб с маслом. Уверен, что даже сейчас мы рискуем.
– Серьезно? Думаете, нас тут могут сфотографировать? – разволновалась я. – Об этом я думать не привыкла. Это какой-то кошмар.
– Кошмар? Вы завтракаете в респектабельном месте вместе со своим женихом и его братом. Чего в этом кошмарного? Я бы даже не возражал, чтобы именно эти фото стали последними перед вашим отлетом. В Москве вас не достанут.
– В Москве мы никто, и это звучит как мечта, – прошептала я по-русски, и Андре кивнул. Я глянула на Марко. Он смотрел на меня с непониманием и пытался скрыть раздражение. – Простите, Марко. Я просто сказала, что в Москве мы будем в безопасности. Я поняла вашу мысль.
– Да, Даша́, так. Я думаю, вам тоже не помешает покой.
Покой. Слово, которое никогда не значило для меня многого, а теперь приобрело новый, важный смысл. Покой – это когда в тебя никто не стреляет. Покой – это когда ты не просыпаешься по ночам от кошмаров. Когда ты точно знаешь, что будешь делать завтра.
* * *
Последние часы в Париже. Наши вещи собраны, чемоданы стоят в прихожей. Мы купили новые чемоданы, и я отметила, что сбор багажа теперь – еще одна болезненная точка моего сознания. Я помню, как уже сидела в машине с чемоданами, помню огонь, подбирающийся к моему телу, к моему лицу.
Всё плохое уже в прошлом. Андре держит мои руки, мы сплели пальцы и остаемся так, пока оба не кончаем, так и не отрывая глаз друг от друга. После долго лежим без движения, пока вдруг не начинаем смеяться – хором заливаться хохотом, просто потому что нам так хорошо сейчас: всё плохое в прошлом, и мы можем лежать и наслаждаться близостью наших тел.
Телевизор надрывался. Срочная новость заставила Андре сесть и прислушаться. Репортеры наперебой раскрывали подробности главной новости дня. Очередной скандал в городе любви. Нам показывали кадры видеосъемки: высокий седовласый мужчина с такой располагающей к доверию внешностью, что ему хотелось исповедоваться во всех грехах, пытался укрыться от репортеров. Интересно, что он натворил? Вряд ли он фотографировался голым в окне многоэтажки.
– Министр обороны Франции подал в отставку после того, как шокирующие подробности его личной переписки попали в широкий доступ пользователей Интернета. Из электронных писем следует, что господин министр был не только осведомлен о готовящейся террористической атаке в Ницце прошлым летом, при которой погибли десятки мирных отдыхающих, но лично организовал транспортировку нескольких террористов, в настоящее время разыскивающихся Интерполом.
– Ничего себе! – воскликнула я. Видео сменилось кадрами чудовищного взрыва в торговом центре. Я отвернулась, а репортер продолжал.
– Сам господин министр свою причастность к террористической деятельности категорически отрицает.
Я повернулась к телевизору снова. Благородный седовласый министр стоял перед репортерами в каком-то здании, его лицо было белым от злости, он явно волновался. Я пыталась понять, что могло заставить человека такого уровня участвовать в терроризме. Ведь он не только министр. Наверняка муж, отец и, скорее всего, уже чей-то дедушка. Министр заговорил.
– Я не отправлял никаких писем. Всё это фальсификация! То, что происходит сегодня, лишний раз с ужасающей ясностью доказывает, насколько уязвима наша система. Такие киберпреступники, как Дик Вайтер, могут вмешиваться в политику. Спросите себя, что происходит. Люди, которые прячутся от всего мира где-то в Аргентине, публикуют непроверенные данные, полученные преступным путем, и все им верят. Что тут можно сказать?
– Значит, вы не участвовали в переписке? – уточнил у него другой журналист. По лицу министра пробежала тень. Он запнулся, и это тут же опровергло всё, что он сказал. Он сделал паузу, после которой я уже не могла верить ему, хотя и хотела.
– Я не писал этих писем, – произнес он твердо, но у меня не вышло ему поверить.
– Но в отставку вы подали?
– Я ушёл в отставку по личным причинам, – ответил министр. Мне захотелось выключить телевизор.
– По личным? По каким?
– Без комментариев. – И на картинке вновь возник диктор. Андре выключил телевизор. Некоторое время мы сидели с ним в тишине – голые и задумчивые.
