– Они говорили, что это невозможно, потому что я тогда умру.
– От чего?
– От того, что у меня якобы начался сепсис. Сначала они говорили, что у меня начнется сепсис. А потом стали говорить, что он уже начался.
– А почему “якобы”? У тебя была высокая температура?
– Да, под конец у меня начала подниматься температура. Но, как только я оттуда уехала, температура сразу спала. Я думаю, она подскочила на нервной почве. Еще они мне сказали, что, если я не сделаю аборт, а буду рожать сама, у меня начнется кровотечение. И если я даже не умру, то потеряю матку. Это был очень жесткий прессинг, они прямо требовали, чтобы я сделала аборт.
– А мужа пускали?
– Мужа пускали.
– Где все это происходило?
– В городской больнице города Клин. Я возмущена поведением врачей. Я считаю, что врач может советовать, может на чем-то настаивать, может даже обвинять. Но он не может оказывать открытое противодействие, запрещать уйти из больницы. У меня было ощущение, что я в тюрьме.
– А как они запрещали?
– Ну, вот так. Я сказала, что хочу уехать домой. Они сказали: “Нет, мы не пустим”. Муж сказал: “Все, я ее забираю, дайте, пожалуйста, каталку”. Они сказали: “Нет, не дадим”. – “Хорошо, я вынесу ее на руках”. – “Нет, мы станем вот здесь в проходе и не дадим вам выйти”. Вот такой вот бред. А потом они вызвали наряд милиции.
– И что сделала милиция?
– Они приехали, постояли в сторонке – и все. Написали: “Общественный порядок не нарушен”.
– Как же вы все-таки оттуда уехали?
– После того как милиция уехала, пришли две юристки. Я написала, что я предупреждена, что потеряю матку, умру и так далее, если уйду из больницы. Потом мне сказали: “Что-то непонятно написано. Прочтите-ка вслух”. Я прочитала вслух, а они это записали на диктофон. После этого они дали каталку, и мы ушли. У меня есть выписка из больницы.
Она присылает мне скан выписки по электронной почте. Там изложена примерно та же история, что рассказала мне Настя, но с несколько иными акцентами:
…Принимая во внимание ухудшение состояния беременной, развитие эндометрита, отсутствие перспектив в прогрессировании данной беременности, больной предложено прерывание беременности на фоне антибактериальной и инфузионной терапии. Больная и ее муж категорически отказываются от прерывания беременности, настаивают на переводе больной в НЦ акушерства, гинекологии и перинатологии им. Кулакова… Больной и ее мужу в доступной форме разъяснена необходимость стационарного лечения, а также бесперспективность и опасность дальнейшего пролонгирования беременности, необратимые последствия для жизни и здоровья беременной… Для юридического оформления отказа от госпитализации из отделения вызваны юристы больницы… Был вызван патруль полиции. В присутствии участкового капитана милиции (ФИО) и полицейского старшего прапорщика (ФИО), господину (ФИО мужа Насти) разъяснено состояние его жены, а также последствия отказа от предложенного лечения (антибактериальной, инфузионной терапии, прерывания беременности). В присутствии юристов Клинской городской больницы оформлен информированный отказ от стационарного лечения. Больная выписана из отделения.
Слова “сепсис” в выписке нет, но есть словосочетание “начавшийся инфицированный выкидыш”.
– Уходя из больницы, ты очень рисковала.
– В тот момент я искренне поверила врачам, что у меня сепсис. Я осознавала, что исход может быть летальным. Но я не стала бы убивать детей абортом, даже если бы мне пришлось умереть. Они должны были прожить отпущенное им время.
– По-моему, в ситуации, когда дети все равно были обречены, жертвовать жизнью – это просто форма самоубийства. Другое дело, что врачи теоретически должны были воспринимать с уважением твое неприятие абортов – и дать родам развиваться естественным путем, без стимуляции. Но тут скользкий момент с сепсисом. Если сепсис, по их мнению, действительно начинался, они обязаны были спасать твою жизнь.
– Нет. Если человек в сознании и в адеквате, он может отказаться от медицинского вмешательства на любом этапе.
– У тебя была надежда, что дети выживут?
– Конечно.
– Что было дома?
– Мы приехали вечером, все было нормально, у меня спала температура. А утром начались роды.
– Из медперсонала кто-то был на родах?
– Да, приехала акушерка, к которой я ходила на подготовку к родам и с которой собиралась рожать. Она меня осмотрела, сказала, что все вышло, посидела некоторое время со мной, убедилась, что нет кровотечения. Заставила меня поесть. Потом уехала и посоветовала вызвать скорую и полицию. Я думаю, мы могли бы этого и не делать: насколько я знаю, эмбрионы считаются у нас людьми только с 22 недель. Но мы вызвали. Со скорой тоже возник конфликт, так как я не хотела с ними уезжать на чистку, а они на этом очень настаивали. А я уже устала от всех этих бесполезных медицинских вмешательств. Еще врач скорой сказала про наших детей, что “этот материал надо сдать в утилизацию”. Муж ей ответил: “Сейчас я вас в утилизацию сдам!” Врач скорой очень сильно испугалась и вызвала полицию. Полиции она сказала, что муж меня бьет и что мы вызвали аборт. Полиция пыталась забрать моего мужа в обезьянник, а меня скорая пыталась забрать в больницу.
– Но не забрали?
– Я в этой ситуации оказалась самым здравомыслящим человеком и позвонила юристке, занимающейся делами семьи. Она поговорила по громкой связи с милиционером и скорой, сказала, что вы нарушаете такие-то и такие-то законы и положения. Человек в сознании? В сознании. Значит, он может сам принимать решение о госпитализации. На этом все закончилось. Потом мы сами похоронили детей. Юридически легально похоронить детей, родившихся на таком сроке, невозможно. Они не считаются людьми. Они считаются биологическими отходами класса “Б”. И если бы дело было в больнице, нам бы их не отдали. Потому что они потенциально опасны. Они же “не люди”, то есть их нельзя похоронить на кладбище. А так – может быть, к примеру, заражение почвы. И когда я позже пришла к врачу по знакомству на УЗИ, чтобы посмотреть, нет ли каких-то остатков в матке, первое, о чем она меня спросила: “А вы хорошо их закопали? Я потом не буду фигурировать по делу как соучастник?”
– Вы поэтому не хотели оставаться в больнице? Чтобы похоронить их?
– Для нас с мужем эти дети – абсолютно такие же люди, как мы сами, как другие члены нашей семьи. Мы не относимся к ним как к каким-то будущим детям. Они уже дети. Как можно детей оставить в больнице для утилизации? Кроме того, в больнице мне бы никто не дал рожать самостоятельно три часа. Они бы в этот процесс обязательно вмешались. Потом мне бы сделали в обязательном порядке чистку. Я вообще считаю, что человеку лучше всего рождаться и умирать дома, в кругу семьи. И раз уж так получилось, что мои дети должны были умереть, я хотела, чтобы у меня хотя бы была возможность с ними попрощаться. И я рада, что мы сделали все именно так. Меня греет мысль, что они не мучились. Что их не разорвали на куски. Что они спокойно умерли.
