Скрипнула дверь сеней, раздался топот, отворилась вторая дверь, в избу просунулась голова Уклейки – молодой бабы, жены одного из старших оружников.
– Едут! – поспешно крикнула она, будто за спиной что-то горело. – Едут, батюшка-воевода!
– О! – Унелада встрепенулась. – Я же говорила! Предупредил бы хоть, у нас баня не топлена, еда не готовлена!
Но, несмотря на попытку изобразить строгую хозяйку, она просияла, даже немного покраснела от радости. Унелада всегда скучала по своему веселому брату и жалела, что он проводит дома так мало времени. Хорошо тем, кто живет всем родом на одном месте, человек по сорок сразу кровной родни! А вся их родня обитала далеко: отцовская в землях смолян, материнская на Угре и Оке. Здесь семья из четырех человек и составляла весь род. Унелада порой грустила заодно с отцом, что боги не послали родителям семерых сыновей: женились бы, детушек завели, и тогда Красовитовичи могли бы населить целый городок. А тут всего один брат, и того с собаками не сыщешь! «Хоть бы ты женился, что ли! – часто упрекала она Радома. – Мне бы с невесткой вдвоем веселее было, детушки бы пошли, я бы их нянчила».
На ходу призывая челядь и отдавая распоряжения, Унелада кинулась из избы наружу. Уже хотела бежать за ворота, чтобы поскорее встретить брата, как посреди площади ее перехватил отцовский оружник Коротай.
– Куда разлетелась? Домой ступай! – Поймав девушку на бегу, Коротай развернул ее обратно к воеводской избе. – Люди едут неведомые, у себя обожди, пока разберемся.
– Неведомые? – Унелада в изумлении подняла брови. – Что за люди? Это не Радом?
– Нет. Посиди в избе покуда.
Унелада огляделась: уже все поняли ошибку, и в городке радостная суматоха сменилась тревожной. Все, кого какие-то дела вызвали за ворота, со всех ног бежали обратно, волоча на веревке коз и торопливо подгоняя коров, щипавших позднюю привядшую траву. Женщины скликали детей и запихивали в избы, а оттуда навстречу бежали, сталкиваясь на пороге с домочадцами, оружники – одевались на ходу, запахивали свиты, опоясывались. С копьями, сулицами, топорами в руках, с дощатыми щитами на плечевом ремне – в мирное время те пылились обычно в сенях, за ними прятались куры и сохли сношенные поршни.
На пороге воеводской избы показался Красовит – в кольчуге поверх кожаной рубахи, с мечом на ремне. За ним отрок нес шлем восточной работы. Шлемы, кроме воеводы, имели только четверо наиболее знатных и богатых оружников, а мечей в дружине было два: у самого воеводы и у Божани, его ближайшего помощника. Остальные обходились топорами и копьями, но все равно воеводская дружина из трех десятков человек, всегда собранная и готовая к действию, составляла нешуточную силу в краю, где в каждой веси боеспособных мужчин человек по шесть-семь, а от одной веси до другой полдня пути.
– Иди в дом, – тоже велел дочери воевода.
Но при своей обычной хмурости он не выглядел встревоженным. Дымы пожаров над лесом не висели, беженцы в Крас-городок не являлись с жалобами на неведомого злыдня, поэтому прибытие чужой дружины его скорее удивило, чем напугало.
– Кто это может быть, батюшка?
– Свататься к тебе едут! – пошутил Красовит и втолкнул дочь в избу. – Сиди, а то ослепнут гости от твоей красы.
Дверь захлопнулась, отрезав дневной свет и шум суеты.
– А может, и правда свататься! – с шутливой важностью заявила Унелада челядинке, Еленице.
– Да ты ж просватана! – напомнила Еленица, девица на пару лет ее старше, с тонкой, зато длинной косой цвета светлого меда и веснушками по всему лицу, отчего оно казалось скорее рыжим, чем белым. Вдовый отец не отдавал ее замуж, пока не подрастут младшие. – Или позабыла?
– Думаешь, это жених за мной прислал?
– Может, и прислал. Самое время: и ты в пору вошла, и Макошины дни почти на дворе. А уж все наши бабы толкуют: где жених-то запропал, что не едет никак?
– Все бы вам от меня избавиться поскорее!
– Я-то ладно – при мальцах состарюсь, а тебя-то чего держать? Только богов гневить!
Ворота городка тем временем закрыли, воевода с дружиной поднялся на забороло – помост, идущий на бревенчатых подпорах с внутренней стороны тына. Чужая дружина оказалась невелика: десятка два отроков, из них некоторые верхом. Облик одного всадника показался Красовиту знакомым: зрелый мужчина в красной шапке, отороченной куницей и покрытой красным шелком, в ярком синем плаще. Этот уж точно не на рать собрался – кто же воюет в крашеном платье?
– А это не дешнянский ли князь? – промолвил рядом Божаня, тоже в это время узнав гостя. – Гляди, воевода.
– Точно, он! – Красовит стянул шлем с подшлемником и по привычке запустил руку в густые темные волосы, которые дочь каждое утро тщательно расчесывала резным гребешком и укладывала, а он быстро портил всю ее работу. – Этот-то леший что здесь забыл?
Не сказать, чтобы воевода Красовит любил гостей, особенно незваных.
Видя, что на забороло полно вооруженных людей, приезжие остановились за перестрел до ворот. Вперед выдвинулись трое: мужчина верхом и пара пеших отроков. Приблизившись, мужчина с достоинством кивнул.
– Боги в дом! – крикнул он. – Здесь ли хозяин, воевода Красовит, Секачев сын?
– Вот он я! – отозвался Красовит. – А вы чьи и откуда припожаловали к нам?
– Я – Володигость, Чаегостев сын. Родич князя дешнянского Бранемера. Вон он и сам! – Мужчина показал на всадника позади себя. – Приехал к тебе князь наш с доброй беседой. Примешь ли гостя?
– Если с доброй беседой, отчего не принять? Проси князя Бранемера пожаловать.
Ворота отворились, и вскоре дешнянская дружина вошла в Крас-городок. Сразу стало тесно, любопытствующих местных разогнали по избам, чтобы не путались под ногами.
А Унелада, услышав новость, всплеснула руками. Приехавшего в гости князя надо принять как следует, а у нее ничего не готово! Кто же знал!
– Сто лет прожил, а ума не нажил! – бормотала она, мечась по избе, пытаясь сразу и отдавать распоряжения челяди, и отыскивать в скрыне подходящие уборы. – Предупредил бы хоть, денька за три гонца прислал! А у меня и пиво не сварено, одна брага стоялая! Мед придется доставать. Хорошо, хлеба хватает. Елька, вели кур резать, свинью колоть, грибы доставай, будем пироги печь! Капусты не забудь, репы, моркови!
– А пока-то что подавать?
– А пока квасу с луком, с грибами и сухарями, будет с них! Каши гороховой! Слава Макоше, льняное масло свежее есть, Точилина большуха вчера прислала, они уже давили. До вечера дотерпят. Сами виноваты – не упредили, а у меня им скатерти-самобранки нету!
Тем не менее, несмотря на всю суету, когда гости расселись в обчине за столы, вид их уже мог порадовать путников. Всех женщин городка Унелада мгновенно подрядила печь блины – слава Макоше и Велесу, после сбора урожая муки всех видов хватало – жарить кур, варить рыбу утреннего улова, и теперь на длинных столах, покрытых браными скатертями, дымились большие горшки с ухой, миски золотистых блинов, широкие плоские блюда с вареными яйцами, горшочки сметаны. На досках красовалось нарезанное сало. Услышав, что дешнянский князь вышел из бани, Унелада бросила хлопотать и убежала переодеваться. Такому знатному гостю надлежало показаться во всей красе.
