– Знаешь, кто был первым космонавтом? – спросил он по-китайски.
– Гагарин, – ответил я.
– Нет, летчик-испытатель Владимир Ильюшин, сын известного авиаконструктора, он летал в космос на корабле «Россия», – ответил таксист, глядя мне прямо в глаза. Это была та самая фраза, которую я говорил Минину в тот день, когда он сообщил мне о предстоящей поездке в Шэньчжень. Сомнений не было – человек, сидящий за рулем, был от моего куратора.
– Мулька какая-то. – Я зачем-то ответил словами Минина, которые он тогда произнес.
– Иди! – резко гаркнул таксист, и я, повалив Пэна на сиденье авто, чтобы его не было видно посторонним, выскочил на улицу, хлопнув дверью.
Машина рванула с места, свернув через несколько секунд на ближайшем перекрестке. Оглядевшись, я быстро пошел по тротуару. Я был в полной растерянности, перед глазами стояло послание Минина. Моя первая столь серьезная операция, проведенная как по нотам, и вдруг такой кульбит. Кто этот таксист? Мысли были самые мрачные. Может, меня поимела китайская контрразведка? Нет, нелогично. Я шел какими-то дворами, подворотнями и даже не понимал куда, я просто шел, как будто бы боясь остановиться. На улице было уже темно, а на пути моего маршрута не было никакого освещения – брел впотьмах. Если контрразведчики упали мне на хвост, то им нужно что-то серьезное, нужны факты, прямо уличающие меня в шпионаже, а у них что было? Встреча однокашников, совместная пьянка, и все. То, что наговорил мне Пэн, я мог обозвать полным вздором, фантазией обдолбанного наркомана, и вообще я был пьяный и мы просто ржали с ним над его талантом писателя! Флэшку я в руках не держал, отпечатков моих на ней нет. Стоп, как нет? Я ведь сам ее передал таксисту, значит, есть. Черт! Зато я не знаю, что именно на ней. Хотя в этой ситуации я бы предпочел убедиться, действительно ли на ней подтверждения того, о чем говорил однокашник. Нет, брать меня на Пэне – грязная работа. Им важно выяснить всю мою агентурную сеть. Взять меня одного слишком примитивно.
Я не сбавлял шаг, постоянно проверяясь от слежки. Глянув на часы, я пытался сконцентрироваться: мне нужно было быть на людях, чтобы не создавать временных провалов после нашего расставания с Пэном. Твою мать, как же я забыл про часы… Быстро сняв их с запястья, я присел, будто завязываю шнурки, и разбил стекло об асфальт. Шаркнув по месту осколков ногой, я вышел из переулка к дороге, поймал такси и поехал на городской железнодорожный вокзал Шэньчженя – Лоху. Уже сидя в такси, отломал все три головки часов и незаметно выбросил в окно автомобиля. Затем, оторвав ремешки от корпуса, тщательно протер и тоже выбросил. Сам же корпус, предварительно разворотив, выбросил с «Жемчужного моста» в реку. Если бы контрразведчики взяли меня с этими часами – у них бы появились вопросы. Такие «штуки» – явное «палево».
Я взял билет на ближайший поезд до Гуанчжоу, до отправления было сорок пять минут. Я зашел в кафе в зале ожидания и заказал бутылочку холодного пива. Самое плохое во всей этой ситуации – неведение. Все это время я держал связь только с Мининым, а теперь-то что делать? Я только сейчас понял, что на этот счет у меня не было никаких инструкций. Пиво было почти ледяное, и горло после каждого глотка немело от холода. Внимательно оглядывая посетителей, я не находил ни в ком из них ничего подозрительного.
Если Минина отстранили, то как он смог составить для меня шифровку? Про кепку знал только он, про Ильюшина тоже. Минин, научивший меня никому не доверять, знал, что мне потребуются доказательства того, что происходящее делается по его заданию. Что означала фраза «береги агентуру»? В сообщениях в Центр я ни разу не упоминал имена и псевдонимы своих агентов. Даже в отчетах Минин научил меня обходиться описательными категориями, не называя имен. Все имена я передавал ему устно. Может, Минин предатель? Если так – я труп. Нет, я начинаю загоняться. Хотя именно он, Минин, будучи настоящим маньяком по части подозрительности, переживший на своем веку двух перебежчиков, потеряв из-за предательства нескольких друзей и коллег, научил меня доверять только себе.
У нас был предусмотрен вариант моего выхода на связь с Центром в экстренных случаях, и я мог бы им воспользоваться, но не теперь. Мой куратор отстранен, а значит, я буду молчать. Я передавал информацию Минину, он Никифорову, куда передавал ее генерал, я не знаю. Но если этой цепочки больше нет, то ГРУ должно назначить мне нового куратора. Кто это будет, мне, надеюсь, сообщат, сам я светиться не буду.
Если я под колпаком у контрразведки – мои дни на свободе сочтены. Я разглядывал почти допитую бутылку пива, крепко сжимая ее в кулаке. Если Пэн и флэшка не будут доставлены в Москву, это будет очень скверно. Вся работа по разработке Пэна пойдет псу под хвост. Ладно, устав гонять мысли, я решил довериться судьбе. Я понимал, что в этой ситуации мне лучше плыть по течению, не привлекая к себе внимания. Иногда лучшее действие – бездействие. Допив пиво, за пятнадцать минут до отправления поезда я вышел на перрон. Желающих уехать этим вечером в Гуанчжоу было мало – я сел в полупустой вагон. Уже через два с половиной часа я был дома. Внимательно осмотрев квартиру, по расставленным везде меткам я понял: обыска не было. Значит, операция, в которой я участвовал, все-таки не подстава. Время покажет. Я приготовил себе крепкий отвар зеленого чая, выпил его и мгновенно провалился в сон.
* * *
Через два дня, рано утром, когда я готовил завтрак, в дверь моей квартиры постучали. Дверной звонок я благополучно сломал, чтобы однажды не умереть от разрыва сердца. Звук, который он издавал, был столь громким и пронзительным, что первое время пугал меня регулярно. А уменьшить этот самый звук было никак нельзя – заводской брак. Поэтому стук меня не удивил. К тому же я догадывался, кто ко мне пожаловал. Я открыл дверь и увидел на пороге двоих крепких мужчин в штатском.
– Здравствуйте, мы из полиции, – протянул мне удостоверение тот, что постарше, стоявший слева.
– Здравствуйте, в чем дело? – спросил я, вытирая руки о фартук.
– Можно войти?
– Да, конечно. – Я впустил полицейских в квартиру. Вслед за этими двумя вошел еще один человек в легком летнем пиджаке с оттопыренным левым бортом. До этого он прятался за дверью. По всему было видно, что под пиджаком у него пистолет. «Оперативники», – понял я.
– Нам нужно задать вам несколько вопросов, – сказал полицейский, тыкавший мне в лицо удостоверение.
– Проходите, присаживайтесь, – пригласил я пришедших в небольшую гостиную. Двое прошли и уселись на диване, а третий, вооруженный, остался стоять возле входной двери.
– Вы один в квартире? – вел разговор, судя по всему, главный из них.
– Да, один, – ответил я, усаживаясь в кресле.
– Можно посмотреть ваши документы? – спросил полицейский.
Я подошел к вешалке в прихожей и, достав из пиджака паспорт, протянул ему:
– Вот.
– Вы говорите по-китайски?
– Да. – Вопрос, судя по всему, был для протокола, так как все это время мы говорили по-китайски.
