– На, выпей таблеточку, приведет в чувства. – Я протянул Харбинцу «синявку». – Я коротко поясню, – продолжил я. – Продажа оружия, похищение человека, контрабанда животных и даже то изнасилование официантки. Все это зафиксировано. Записано, снято. Диски разосланы по адресам разным людям из числа тех, кому я доверяю, но о которых ты никогда не слышал. Они вскроют конверты завтра, если мы с тобой не договоримся или я вдруг пропаду на какой-нибудь крокодиловой ферме. Ты прекрасно знаешь, что за все эти преступления – смертная казнь. Все новости будут о тебе.
– А как докажешь? – спокойно спросил китайский военный.
– Никак. Честно говоря, у тебя все равно выбора нет. Выпьем?
Я никогда не видел его таким. Он спокойно осушил бокал с виски, встал и пошел к выходу. По пути задел кого-то из своих вояк плечом, тормознул, вмазал со всей дури ему по лицу и удалился.
Чтобы достать нужную информацию, Харбинец поднял на уши всех военных, замешанных в каких-то грязных делах. Где-то шантажом, где-то угрозами, где-то подкупом, но добрался до нужных мне данных.
Импульс, данный мной снизу, дошел до самых верхов, и при этом у всех были зашиты рты.
Через несколько дней у меня были документы на всех диверсантов. Их оказалось даже не 39, а 42. Трое были сверхзасекречены и готовились отдельно.
* * *
То, что Харбинец вел все свои грязные дела лично, – стало очень важным фактором в том, что я провернул с ним. Не меньшую роль играло то, что ему все это очень нравилось – похищение, сделки, убийства, погони…
Пока я ждал очередного повышения Харбинца, я проворачивал одно за другим дела, каждое из которых компрометировало китайского военного и позволяло мне в итоге ставить ему условия.
История с официанткой произошла как нельзя кстати – я долго ждал случая, в котором смогу его выручить и заработать доверие. Мне нужно было, чтобы он терял бдительность, имея дела со мной.
В действительности я фиксировал далеко не все. Если был хоть какой-то риск попасться, то ни жучки, ни камеры я не использовал.
Когда Харбинец передал мне досье диверсантов, я расплатился с контрабандистами, которые были участниками задуманного мной плана. Гого вернулась обратно в Китай, я попрощался с ней, пообещав, что на этот раз – навсегда.
Все досье были отправлены в Центр. Получить эти документы было для меня большой удачей. Я поймал себя на мысли, что такие финты в стиле Джеймса Бонда возможны только в кино. Но провернуть такое дело в одиночку – это совершенная фантастика, оказалось – нет. Перед поездкой домой мне оставалось завершить несколько дел.
* * *
Знакомый запах домашней постели. Тишина. Я медленно открыл глаза. В комнате было душно, кондиционер включен не был. Голова была повернута влево, так, что я видел электронные часы, стоявшие на тумбочке у изголовья. Часы показывали без четверти десять. Не двигаясь и даже не моргая, я пытался понять, как очутился в своей кровати в Гуанчжоу.
Такое ощущение, что я, минут пятнадцать назад закрыв глаза, вдруг странным образом оказался здесь. Как будто из памяти вырезали кусок. Я попытался привстать и почувствовать собственное тело. Ничего не болело. Я лежал голый, и это был добрый знак, означавший, что в кровать я лег самостоятельно. Если бы меня укладывал кто-то посторонний, трусы наверняка бы оставили, не зная, что я предпочитаю спать без них.
Со мной такое бывало пару раз во время учебы в Харбине, когда я на спор заливал в себя залпом пол-литра водки. Но в этот раз я не пил, и ситуация медленно начинала меня пугать. «Может, мне все приснилось?» – ворвалась в голову идиотская мысль.
Я вдруг вспомнил слова доктора, работавшего со мной в Москве по консервации памяти: «Чем лучше у человека память, тем выше интеллект»… А в китайском трактате «Шесть искусств ведения войны» я как-то прочел три главных качества полководца: интеллект, характер и высокий моральный дух. Точно! Это доктор, будь он неладен! Это все его гребаные уколы. Через несколько месяцев, мне нужно было ставить в России очередной укол, первый с того момента, как я перешел на новый цикл: один укол раз в три года. Может, доктор что-то напутал? Или препарат «недотянул» до нужной точки… Я вдруг отчетливо вспомнил, как доктор предупреждал меня об опасности несвоевременных уколов. Он говорил, что у меня может развиться синдром Корсакова. Я точно запомнил эту фамилию, так как сразу проассоциировал с композитором Римским-Корсаковым. Доктор подробно рассказывал о симптомах и последствиях этого синдрома, предупреждая, что амнезия может быть спонтанной.
Я пошел на кухню. Удар. Снова провал…
Глава последняя
Время: 2011 год
Место: неизвестно
– Ну что, Алексей, будем прощаться? – спросил китаец, называвший себя все это время Мином. Он вел мои допросы первые семь дней, с момента, как меня перевели из одиночки, в которой продержали месяц. В первые дни он был вежлив и пытался разговорами склонить меня на свою сторону, но, потерпев фиаско, приказал пытать. Орден, сука, на мне зарабатывает. Я издал шипящий звук, слова произносить не получалось.
– Ты знаешь, что такое мирмекология? – спросил китаец.
Я отрицательно покачал головой.
– Это наука о муравьях, – таинственно и ликующе произнес он. – С тобой хотят попрощаться красные огненные муравьи, те самые, что в свое время чуть не сожрали Америку. Интересно, чем тебя опрыскали? Это сироп, который им очень нравится. Здесь. – В узкие щелочки глаз я увидел, как он взял со стола небольшую стеклянную банку.
Я понимал, что в ней много-много маленьких муравьишек. Пытка называется «три восьмерки», по количеству муравьев, выпускаемых на тело жертвы.
– Слышал про такую? – спросил он.
Я снова отрицательно покачал головой.
– Ты же занимался изучением гербицидов и наверняка знаешь, что муравьиная кислота – самый настоящий гербицид. Они закусают тебя до смерти, – сказал Мин, изображая сожаление в голосе. – Что скажешь? У тебя есть несколько секунд, чтобы одуматься. – Для убедительности он, присев на корточки, поднес банку мне к лицу, но я ее уже не видел. Я думал лишь о той суке, которая меня сдала.
В камеру вошел Чжэн, Мин передал ему банку с муравьями, которыми меня собирались убить.
– Ты дурак, – сказал с грустью Чжэн. – Прощай! – И вышел из камеры.
В голове страшным звуком отдавались слова присяги: «Не щадя своей жизни, защищать народ и государственные интересы…» Я внезапно почувствовал, как мое тело стали колоть сотни игл, насекомые жалили меня, впрыскивая муравьиную кислоту в истерически катающееся по полу тело. Я неистово орал, перекатываясь, пытался давить огненно-рыжих убийц. Китаец бросал на меня этих тварей: то на голову, то на тело, то на ноги. Парализующий холод и боль стремительно забирали все силы.
Я потерял сознание.
