– Какая гадость (говорит она, приосанившись: теперь ей приятно, что она на пару ступеней выше меня на социальной лестнице).
– А что делать? (говорю). Отец – алкоголик, мать – проститутка, бабушка – самогонщица, муж – рецидивист, дети – наркоманы, дядя – изменник родины, тетя все время падает из окна, деверь…
– Хватит! (кричит она в ужасе, не зная, верить мне или нет и уже смутно догадываясь, что я над ней издеваюсь). А то я щас милицию вызову!
– Вызовите, пожалуйста. Как раз на этом участке мой брат работает, садист и афганский ветеран, жуткий мент. Любит поругавшихся вдвоем в кутузку отправить, а там уже куражится как хочет. Правда, меня не возьмет: сестра, как-никак. Я давно ему дозвониться не могу, трубку не берет: может, я у него тыщу выпрошу и свитер ваш куплю.
Тут она догадывается-таки и говорит мне надменно:
– Разговор окончен: мне с вами неинтересно разговаривать.
– Да? Жаль. А мне казалось, что диалог начинает выстраиваться: как в хорошей пьесе. Ну, прощайте. Всего вам доброго. Денег нет, но вы держитесь.
Она ничего не поняла: запуталась.
Зато я многое поняла: и про ее ксенофобию, и про агрессию, и про несчастную жизнь.
Полевые исследования продолжаются.
Откуда деньги
Одна соседка сказала мне:
– У тебя всегда есть деньги – я заметила (когда бы она ни пришла, я всегда ей одалживаю, и у меня действительно всегда есть пара тыщ в кошельке). И при этом ты не работаешь… (она посмотрела на меня взглядом стукача тридцатых).
– Я – стендапер (говорю).
– Это что?
– Ну… Я читаю рассказы.
– Клиентам? (она посмотрела на меня уже со священным ужасом.) Пожилым?
– Преимущественно (говорю). Зачем молодым мои рассказы?
– Ну да (говорит задумчиво). То-то вечно куда-то едешь с чемоданом вечером (следит, смотри-ка). А че у тебя в чемодане-то?
– Рассказы.
– И снаряжение?
– Ну, смотря что считать снаряжением…
– Для извращенцев?
– Типа тово. Разве нормальный человек будет слушать мои рассказы?
– Ты очень скрытная (говорит).
– Профессия (говорю) обязывает.
– Я никому не скажу (говорит с каверзной улыбочкой).
– Да уж – а то все придут слушать мои рассказы.
– А они очень неприличные?
– Кое-кто считает, что да. Даже жалуются администрации.
– Города Химки?
– Города Сан-Франциско.
– А Сан-Франциско-то при чем?
– Так я скоро и туда поеду.
– Надо же! А что, помоложе нет никого?
– Что ты понимаешь в извращениях!
– Ничего не понимаю (гордо говорит). Это Европа с Америкой нас развратили.
– Ну да (говорю). Потому-то у меня и здесь клиентов хватает.
– Ну да (говорит завистливо). Потому у тебя всегда есть деньги. А меня не возьмут?
– А ты будешь читать рассказы?
– Чьи? Чехова?
– Все равно какие. Но с подачей.
– В коже и с хлыстом? (На самом деле она сама сильно озабоченная, все время говорит «про это».)
– Да нет, можно даже в чем-то православном.
– А в чем тогда фишка? В православном виде читать Чехова?
– Самый цимес (говорю).
– Ужас.
– Сильно возбуждает.
– Я подумаю (говорит).
И опять повторяет с завистью:
– Так вот откуда у тебя деньги!
Мама тоже говорит:
– Так вот откуда у тебя деньги!
Директор по качеству
В прошлом году такое видео было: как творог горит – будто пластмассовый.
Так вот, в те дни – когда это видео было повсюду в Интернете – зашла я в магазинчик маленький, а там как раз такой творог и лежит: за 100 рэ целый килограмм.
– Мне полкило (сказала пожилая тетка). Творогу этого.
– Давайте его подожжем (сказала я).
Тетка совсем не удивилась и говорит:
– Купите себе и жгите на здоровье.
– Горит он плохо (сказала я). Плавится и воняет.
– А вы его не жгите. А ешьте.
– Я пластмассу лучше (говорю). Бесплатную. На помойке много такой: старые детские стульчики и прочее.
Тетка обозлилась почему-то:
– Вот вы мне зарплату сделайте сто тыщ, тогда я не буду есть пластмассу.
– Сделаем (говорю). Еще немного, еще чуть-чуть.
Тут какой-то дед говорит:
– Это вы про санкционные продукты?
– Ага. Из Франции. Там все поголовно едят пластмассу. А мы ее жжем.
Дед говорит:
– Мы – да! Мы вообще молодцы. А творог-то был санкционный?
– Не-а. Наш, российский.
– Видно, научились у этих французов пластмассу гнать.
– Ну да, там директор по качеству, Мария Ивановна Петрова – чистая француженка, из Парижа. Созналась, что в твороге за сто рэ нет ни единой капли молока.
Дед побагровел (дошло, наконец).
Продавщица, милая такая, из Молдавии, тихо сказала:
– Не берите – и правда дрянь.
Тетка опешила:
– А зачем продаете?
– Я – человек подневольный (опять еле слышно сказала продавщица).
Тетка неожиданно заключила:
– Переварим! Фигня! Еще не то переваривали!
– Ага (говорю), клей и ремни кожаные.
– ?!
– В блокаду.
Дед вздохнул:
– И кому верить?
– Мне (говорю).
– А вы кто?
– Директор по качеству.
– Мария Ивановна?
– Ага, Мария Ивановна Тасбулатова.
Дед махнул рукой и пошел себе. Творога не купил.
А тетка купила. Типа с вызовом.
Будет холосо
Набрела я – опять-таки в своих Химках – на палатку с женским бельем.
