Ну, я встала и посматриваю с вожделением на эти места.
Какая-то толстая дама говорит:
– Нечего смотреть. Все равно не пущу.
– А если никто не придет?
– Вы что, первый раз в театре?
– Да! (сказала я, сделав наивное лицо).
Дама совсем не удивилась, а только презрительно усмехнулась.
– Зато я была уже два раза в кино (сказала я).
– И что смотрели? (спросила она с иронией).
– Не помню. Я названий не запоминаю. Какой-то Удар.
– Солнечный? (спросила толстая дама – она была правда большая, больше даже меня, и через нее я бы точно не протырилась на свободное место).
– Апо… Апо… Апоплексический вроде, так сказали мне друзья.
– Такого фильма нет (сказала дама).
– Есть! А второй фильм назывался «Православные ублюдки».
Дама посмотрела на меня как на сумасшедшую:
– И такого фильма нет.
– Может, я названия не так запоминаю – я читаю не очень хорошо по-русски (сказала я). Может, эти фильмы назывались «Любить по-русски»? Один и два?
– Такие фильмы есть (сказала дама). А где вы их видели?
– На Каннском кинофестивале (сказала я).
Дама как бы незаметно покрутила пальцем у виска.
– В городе Канске (сказала я).
Тут с другого ряда наша общая с этой дамой знакомая начала хихикать.
И говорит этой даме:
– Она кинокритик.
Дама говорит:
– Ага. А я думала, писатель (иронически сказала).
Наша общая знакомая говорит:
– И писатель тоже.
– И мисс Талды-Курган (сказала я). 1980 года.
Толстая дама опять покрутила пальцем у виска и громко сказала нашей общей знакомой:
– А вы видели Доронину в роли Мэгги?
Я сказала:
– Я видела. Доронина. Мужа этой… как ее… Наоми Кэмпбелл которая.
Толстая дама сказала мне:
– Не вмешивайтесь в культурные разговоры.
– Хорошо, больше не буду (сказала я).
Тут раздался третий звонок и спектакль начался.
Без кота и жизнь не та
Прошлой зимой посидели, выпили с другом геологом, давно не виделись.
И друг вот что мне рассказал (это его северные мемуары).
– Сидят, в общем, на базе дядь Коля, теть Катя и Культя, с рукой у него чета там, потому и Культя.
Ну, сидят, пьют бражку – забористую.
Дядь Коля выпил и стал Культю поддевать:
– Ты, говорит, Культя, гол как сокол, ничаво у тебя нету! А у меня все есть – и баба, и кот по имени Дуралей.
Дуралей поддакнул: мяукнул и демонстративно прижался к дядь Колиному валенку.
Культя, будучи сильно нажравшимся – в обидку: и ну на дядь Колю с кулаками.
Теть Катя, попыхивая беломориной, зажатой в редких зубах, спокойно этак зачерпнула борща из огромной кастрюли, плеснула Культе на валенки.
Культя сразу как-то охолонул: вышел во двор, где собаки голодные ошиваются, и те ему мгновенно борщ слизали с валенок.
– Видал? (сказал Культя, вернувшись со двора, с пятидесятиградусного мороза). Еще лучше стали!
– А то (неохотно откликнулся дядь Коля). Борщ ведь, не хер собачий.
Потом таки мирно сидели: добили бражку, литров пять эдак.
А Культя на следующий день с глубокого похмелья отбил радиограмму на материк:
«У дядь Коли все есть, а у меня ничего.
Пришлите, бляди, бабу и кота мне».
Дядь Коля философски заметил:
– Ин пришлют. А то как это – без бабы и кота?
Кот опять прижался к дядь-Колиной ноге.
Теть Катя хмыкнула.
Кризис идентичности
…В одном довольно снобистском учебном заведении, типа киношколы (я ведь еще и кинокритик по совместительству, а не токмо автор баек), появилась новая девушка, проректор.
Худрук этого заведения сказал девушке, чтобы она связалась со мной на предмет прочтения лекции.
Девушка же подписана на меня в Фейсбуке и читает про Коляна и Петровича.
Ну вот, звонит она мне и, заикаясь от ужаса, говорит:
– Я на вас подписана… Но нужна лекция… Худрук говорит, чтобы я вас уговорила…
– Отлично! Я могу прийти не одна, с ассистентом.
Чувствую, девушка на том конце провода сейчас в обморок упадет.
– А с кем? (спрашивает, обмирая от ужаса).
– Подумаем. Бабыра так далеко не поедет, Колян напьется, подведет, Петрович сильно матом кроет…
– А одна вы прийти не можете?
– Могу. Только мне нужно в этот день не пить. Но я постараюсь.
Девушка в ужасе спрашивает меня:
– А какая тема будет у лекции?
Тут я совсем другим тоном говорю:
– Ну, например, кризис идентичности.
Тишина в трубке.
Маруся Сиськина
…Как-то раз я написала мини-пьесу про то, как критик Леня Павлючик, мой приятель и порядочный человек, сыплет выкладками, доводами, цифрами, свидетельствами, видео, сканированными документами, et cetera, переубеждая очередную вату, какую-нить там Марусю Дуралеевну Сиськину, а та все талдычит свое.
С тех пор немало воды утекло, но Леня таки не унимается.
К примеру, он пишет:
– Закрыты основные больницы, врачи изгнаны, повышается детская смертность, мы в изоляции… бла-бла-бла.
А Сиськина, ничтоже сумняшеся, пишет ему:
– Люблю (пишет) зорьки на Брянщине!
Леня не унимается:
– По свидетельству Роскомстата, добыча угля, нефти, колготок и сыра с плесенью и без плесени снижена на тридцать, а то и на сорок, а возможно, и на все пятьдесят процентов (и тэ дэ).
На что Маруся отвечает:
– Зачем вам уголь и тем более плесень, Леонид Васильевич? Плесень – это либералы! Сегодня (пишет) видела прекрасную бабушку, которая несла цветочек соседке и приговаривала: цвети, цветочек, на благо Родины… бла-бла-бла.
