А киргиз говорит:
– Тогда пусть в такси идут работать.
Пьяная Оля вдруг говорит:
– А ведь это мысль!
И опять засыпает.
Киргиз смеется, мы приезжаем к Олиному дому, и она, выходя, говорит ему:
– Если они и Мейерхольда в бочке с говном утопили, то что говорить?
И уходит.
А мы дальше едем ко мне в Химки.
Шофер спрашивает:
– А кто утопил в бочке с говном этого… как она сказала?
– Мейерхольда. Это давно было, лет 70 с лишним назад.
– А он ее дедушка? Или прадедушка? – спрашивает шофер.
– Да нет, просто она за всех переживает.
Шофер неожиданно говорит:
– Да, видно, что хорошая женщина. Хоть и пьяная. Переживает даже за какого-то Мирехолда, которого кто-то 70 лет назад утопил. Обычно пьяные пассажирки просто дико хохочут и ни за кого не переживают: только если муж встречает их, к примеру, они все время говорят: щас как взвесит… ну этих (он покраснел).
– Здюлей?
– Ну да, здюлей, и еще там в начале ПИ.
Литература
Мог бы и побороздить
…Все-таки мне интересно, насколько «яркой» (как пишет газета «Ленинградский рабочий») была речь общественного обвинителя Сорокина, когда судили Бродского.
Я думаю, что речь вот такая была примерно:
«В то время как советский народ бороздит космические пространства, товарищ Бродский ничего не бороздит, а мог бы, между прочим, и побороздить. И если не космические пространства, то хотя бы, между прочим, пространство около своего дома, как это делает дворник Мухаметшин, который каждое утро бороздит асфальт, потому что дворник Мухаметшин – заслуженный дворник города-героя Ленинграда и имеет медаль за свою работу на общественное благо, кроме того, дворник Мухаметшин тоже пишет в свободное время стихи – написал, между прочим, к празднику 8 марта стихи, так я плакал, когда читал эти стихи. А стихи товарища Бродского, по-моему, совсем не к 8 марта и даже не к 23 февраля, а просто непонятно к какой дате, и сам тов. Бродский, тунеядец, не может нам объяснить, к какой дате эти, с позволения сказать, стихи, написаны…»
Ну и тэ дэ.
Памятник Довлатову
– Сначала били в ментовке, а потом памятник поставили (сказала я маме, которая пила чай с Бабырой в день установки памятника Довлатову).
– Кому? (спросила Бабыра). Петровичу?
– Донатычу (сказала я).
– А кто это? (спросила Бабыра).
– Тот, кого били в ментовке (сказала мама).
– Так в ментовке, почитай, почти всех били – и что теперь, всем им памятники ставить? (сказала Бабыра).
– Они выборочно (сказала мама). Кому-то ставят, а кого-то забывают.
Бабыра всплеснула руками.
– Надо же! Безобразие! А Ленина вот снесли! Хохлы эти…
– Я бы тоже снесла (сказала мама).
– И алкашам бы поставила? (спросила Бабыра). Этот Донатыч ведь наверняка пьющий был. В ментовку трезвые-то не попадают.
– Лучше алкашам, чем Ленину (сказала мама).
Бабыра аж застыла от такого заявления (она как-то говорила, что Ленина «уважить» надо), а потом, чуть опомнившись, сделала неожиданный вывод:
– Так Ленина, штоле, снесли, потому что он не пил?
– И из-за этого тоже (сказала мама). Теперь только пьющим будут ставить.
Бабыра перекрестилась:
– Так что, этот князь Владимир за воротник тоже, штоле, закладывал? (Бабыра выразительно щелкнула себя по горлу.)
– Не просыхал (сказала мама).
– Я так и думала (понурилась Бабыра). Мой муж вообще в рот не брал ни капли.
– Вот потому-то ему памятника и не поставят! (сказала мама).
В глазах у Бабыры внезапно появился тщеславный блеск: как у Наполеона перед ответственным сражением.
– Это еще неизвестно (сказала она с достоинством). Какому-то алкашу поставили, к тому же нерусскому, Донатычу какому-то, и моему мужу могут поставить.
Желтые страницы
В общем, общалась я как-то с одним врачом-ортопедом.
Покупала у нее (теперь многие врачи пошли консультантами в магазины медтехники) такую штуку на ногу (нога болела, растяжение).
В этом магазине еще ортопедическая обувь продается.
Цены от пяти до десяти тысяч (!).
Врач начала тараторить:
– Вы такого нигде не купите: ноги в них отдыхают, все немецкое…
– Куплю в Америке (говорю). Раза в три дешевле причем.
– В Америке вас сто раз обманут (опять затараторила врачиха). Подлейший народ! А какие тупые все!
– Ну да, тупицы однозначно. Только почему-то среди них больше всего нобелиантов и голодных нет.
– Мне сестра, она там жила, рассказывала, что они все тупые.
– А сестра – нобелиант?
Врачиха пропустила мимо ушей мое обидное замечание и опять понеслась:
– Нобелианты – все наши. А они все – тупые. Ни одного писателя нормального нету!
Я оторопела, и всё же говорю:
– Фолкнер, Сэлинджер, Капоте…
И тут врачиха выдает:
– Вот вы просто какие-то фамилии английские называете, а откуда я знаю – может, это просто фамилии? Не писателей?
– Вы правы (говорю). Это из телефонного справочника «Желтые страницы». Это я в Нью-Йорке когда была, стырила из телефонной будки.
– Зачем?
– Чтобы пропагандой ихнего образа жизни заниматься. Причем именно в магазинах медтехники. Но вы меня раскусили. Ваша взяла.
Она рассмеялась довольная и… поверила.
Тетке лет сорок пять. Москвичка, отец – генерал (видно, что не врет, вспоминает какие-то подробности и пр.), окончила Первый мед, жила в Европе.
Так-то вот.
Муза
…Кстати, как-то ехала с таксистом-китайцем.
Таксист-китаец спросил меня:
– У тебя муза есть?
