— Но, ты, всё же посматривай там, Семёнов… — приказал начальник. — Чтобы без этих там…
Проводник согласно закивал головой.
— Конечно-конечно, и слушаю, и смотрю. Я же тоже с ними… вернее, слушал. Потом про стаканы вспомнил и… отвлёкся. Хорошие песни парень поёт, да? Наши! Старые. Ещё с БАМа их помню. Такие артисты с нами тогда ездили, о-о-о… Народные сейчас все, как этот! Молодые были. Романтики. Жаль вы поздно подошли, мы и про горы Высоцкого пели, и «Батяню-комбата», и… Здорово! В душе цепляет. Жить хочется!
— Ладно-ладно, иди, пой дальше, — цепляет у него, жить ему хочется… — проворчал начальник и порекомендовал. — А лучше занимайся стаканами, чаем с печеньем… Им — петь, а нам — знаешь же! — обеспечивать… порядок и отсутствие жалоб. Не забывай. — И галантно своей спутнице, вернее помощнице. — Прошу, Наташенька! Осторожно-осторожно здесь… Идём дальше.
Семёнов почтительно проводил начальство. Уже из тамбура услышал голос начальника, он вроде пел:
Там где речка, речка Бирюса,
Ломая лёд, шумит, поёт…
18
Тимофеев
Сельский клуб в Нижних Чарах сильно изменился. Евгений и не узнал бы его. И не потому, что много лет прошло. И Тимофеев вырос, конечно, изменился, и всё вокруг изменилось. И люди, и время, и… клуб. Да, и клуб в том числе. Может быть даже в первую очередь. Отдал силы и энергию местным талантам и захирел. Оно бы так, если б имел человеческую душу. Нет. Но он всегда отражал ту энергию, которой его люди питали. Те фильмы, которые, набившись в зал, смотрели и дети, и жители. Те концерты, пляски народных талантов, танцы… Теперь его питали другой энергетикой. Это хорошо сейчас было видно. Не духовной и чувственной, а… экономической целесообразностью.
На фронтоне клуба, весь его фасад, занимала яркая, разноцветными лампочками высвеченная вывеска «Казино», и вывеска игрового зала «Джек-пот». Как красный гребень на голове дворового петуха, либо блёстками украшенная поздравительная открытка. Холодная и чужеродная. Вывески — «клуб», уже не было.
Евгений остановился, оглянулся на своих учителей, на девушку. Как бы спрашивая — это здесь? Здесь-здесь, молча скривились деды. Девушка опустила глаза. Евгений неуверенно шагнул к двери, но Верочка его остановила.
— Не сюда. Нам в пристройку, — указала рукой. — На склад.
— Ага, там теперь наши апартаменты, — пояснили старые музыканты.
Тимофеев последовал за ними.
Сбоку, в «профиль», клуб выглядел совсем ветхой, заброшенной избушкой.
Войдя в захламлённую старым разобранным и просто разбитым инвентарём, рамами и подрамниками продырявленных портретов бывших членов Политбюро ЦК КПСС, вождей мирового и социалистического пролетариата, бюстом Ленина, Маркса, выгоревшими и рваными запылёнными транспарантами, сломанными стульями, старыми колченогими столами друг на друге, останками фортепиано, мётлами, лопатами, вёдрами… и аккуратно развешенными вдоль боковой стены, на верёвочных петлях духовых инструментов… Тимофеев оторопело встал, остановились и деды с девушкой. Плечи опущены, руки плетьми…
Тимофеев повернулся к учителям.
— Глазам не верю. Не может быть!
— Да, вот здесь они теперь и живут, — произнёс Сергей Матвеевич, с грустью кивая на музыкальные инструменты, как на живые существа.
— Невероятно. — Евгений с трудом находил слова. — Такой коллектив и… О, а это наши старые афиши. — Воскликнул он, но радость в голосе сменилась на грусть. — Сохранились! А это… большой барабан… без кожи… А это… О-о-о…
Дядя Веня приподнял стопку брошенных бумаг, заметил.
— И афиши, и грамоты, и «Книга отзывов», всё есть, всё здесь, но…
— Но это же несправедливо, — вскричал Евгений… — Дядя Серёжа, дядя Веня, как же это? Это же идиотизм. Преступление!
— Нет, Женя, нет, дорогой, — возразил дядя Веня. — Это Перестройка. Демократические перемены. Но мы боролись…
— Устали уже… — махнул рукой руководитель оркестра. — Совсем состарились.
Устали деды, видел Тимофеев, сдали, сильно их здесь обидели. И не просто обидели, оскорбили. И помощи ждать им, пожалуй, неоткуда.
— Угу, угу… Понятно. — Вздохнул гость, помолчав, спросил. — А кто у вас сейчас здесь директор? Кто здесь всем этим управляет?
— Да вон, на столе её визитка… — хмыкнул дядя Серёжа. — Пачка целая. Девать некуда. Генеральный директор она теперь, хозяйка… Раньше простой завклубшей была, теперь генеральный директор…
— А в казино ещё страшнее, — заметил дядя Веня. — Вице-президент она… Ха-ха… Смешно, но…
— Потому что законы на её стороне, — без усмешки произнёс Сергей Матвеевич. — Манипулирует ими, столбовая дворянка, а мы…
«А мы — не рабы! Рабы — не мы!», глядя в грустные глаза Сергея Матвеевича и такие же его друга и Верочкины, Евгений придал фразе правильный смысл: «Мы — немы!», постоять за себя не можем. Деды и подавно. Столбовую дворянку следовало проучить, вздохнул Тимофеев, напомнить бы ей финал сказки Пушкина. Кто это сделает, как? И улыбнулся, пришедшей вдруг идее.
Деды и Верочка смотрели на Евгения укоризненно, чего тут весёлого?
Тимофеев взял из пачки одну визитку. Повертел её перед глазами, и как бы между прочим, поясняя, сказал:
— Дядь Серёжа, Вера, дядь Веня, я на минутку выйду, покурю… Хорошо?
— Так ты ж вроде не курил тогда… — удивился дядя Веня. — Для лёгких нам вредно.
— А я и не курю, я так просто выйду. — Ответил Евгений.
Дядя Серёжа одёрнул друга:
— Чего ты привязался к человеку? Конечно, пусть идёт. Надо, значит надо. Мы подождём…
Тимофеева не было минут пять, шесть. Вернувшись, он застал их в том же грустном состоянии.
— Ну всё, огляделся, пойдём? — предложил дядя Веня. — Нас уже заждались. — Верочка утвердительно кивнули головой. Дядя Серёжа гостеприимно руками развёл.
— И по-стопочке, — дополнил он.
— Ну так оно как же без неё… — Поддержал друга дядя Веня.
— Сейчас, ещё пару минут подождём и… — перебил Тимофеев и не договорил, прервал стук в дверь. Старики оглянулись на звук…
В помещение почти ворвалась дородная женщина. Вбежала. Быстро и широко шагая. С высокой грудью, большим задом, полными руками, с «рыжими» кольцами на пальцах, высокой причёской, подкрашенными бровями, накрашенными губами и подведёнными глазами. Лицо горело румянцем, плохо скрываемым волнением, и радостной, гостеприимной широкой улыбкой хозяйки. С её появлением, в кладовке, казалось, свободного места совсем не осталось. И воздуха. Густо повеяло духами.
— Тук-тук, к вам можно, я не помешаю? — В коротком поклоне склоняясь, спросила она, давая понять, что не просто счастлива видеть сердечных гостей, но и обнять их хочет, и расцеловать, естественно. По-крайней мере руки она для этого сердечно распахнула… — Добрый день, товарищи! — Воскликнула она, и заметно наигранно удивилась старикам. — Что же это вы здесь, в кладовке-то, гостя дорогого принимаете, а? Не хорошо. Человек из самой Москвы к нам приехал, а вы — здесь… Сказали бы, я бы сама встретила. Чай-кофе, и всё прочее, кабинет же у меня большой, есть где, так сказать… Здравствуйте, молодой человек, я Ванесса Ильинична Круглова, директор Дома культуры, а вы, значит, из самой Генеральной прокуратуры к нам, из Москвы, очень приятно, Такой молодой и уже…
