— О! Ты ещё не знаешь исландских или норвежских! Вот где язык сломаешь.
— И знать не хочу, там холодно. Что там немцу делать?
До Лоева доехали в десяток минут, остановились у шлагбаума. Патрульный увидел двух военнослужащих в кабине, махнул рукой — проезжайте. Как заметил Игорь, гражданских досматривали всех поголовно, с проверкой документов. Проехав немного, водитель остановил грузовик. Игорь поблагодарил, выбрался из кабины, осмотрелся. На доме старая табличка — ул. Ленина, выше её более крупная и на немецком — Фридрихштрассе. О как! Игорь прошёлся. Улица центральная, но короткая, метров шестьсот. Видимо раньше на улице располагались здания местной власти — райком, райисполком, милиция. А сейчас там городская управа, отдел полиции, судя по вывескам.
Немного дальше единственная пивная, с вывеской на немецком. Перед ней мотоцикл с коляской. Игорь зашёл, стянул ранец. По причине раннего времени посетителей двое. Мотоциклисты с мотоочками на шлемах, с пыльными следами на лицах остановились промочить пивком горло.
Игорь заказал кружку светлого пива, айсбан с двойной порцией сосисок. Соскучился по ним ещё с прежней жизни, а у немцев они вкусные. Пиво подали сразу, а тушёную капусту с сосисками пришлось подождать, но Игорь не торопился, до встречи ещё три часа. За стойкой стоял бармен — поляк. По немецки говорил, но с сильным акцентом. Мотоциклисты, допив пиво, закурили. Один другому громко сказал, явно для бармена.
— Что тут делает этот поляк? Пусть окопы роет для арийцев или чистит свинарники.
— Сдался он тебе! — лениво процедил второй мотоциклист.
Докурив, вышли из пивной, затарахтел мотор, немцы уехали. Ох, мало немцы поляков били или память у нации короткая, если Польша считает Красную Армию оккупантами, сносит памятники.
Игорь поел не спеша, расплатился, на улицу вышел, прошёлся по городу. Немецкие части в городе есть, однако на машинах и бронетехнике обозначения непривычные. На одних слон с поднятым хоботом, на других пантера в прыжке. Надо запомнить.
У каждой дивизии был свой опознавательный знак. Иногда это оказывало помощь разведчикам или агентуре. В Красной Армии таких традиций не было. Звёздочки рисовали на технике — за сбитые самолёты, подбитые танки. Снайперы на прикладе винтовок зарубки делали по числу уничтоженных фашистов. А у немцев каждая эскадрилья имела свой окрас или опознавательный знак, вроде туза.
Приближалось время встречи, Игорь неспешным шагом шёл по бывшей улице Ленина. Когда до дома номер двадцать четыре оставался десяток метров, лихо подкатила чёрная легковушка. По описанию сходится, но за рулём гестаповец в чёрной форме. Эсэсманы в фатерлянде тоже носили чёрную униформу, но в боевых частях на фронте обычную, цвета фельдграу, по нашему — так мышиного оттенка серую. Майор говорил о форме, но что гестаповец будет — умолчал. Или сам не знал? Мысли в голове пронеслись мгновенно, Игорь даже шаг не замедлил. Подойдя к дверце машины, стекло было опущено, он произнёс пароль.
— Мы с вами, кажется, уже встречались?
Тут же последовал отзыв.
— Очень давно, в Потсдаме, у тётушки.
Гестаповец сделал приглашающий жест. Игорь сел на заднее сидение. По-немецки гестаповец говорит очень чисто. Либо настоящий немец, либо учитель был из немцев, носитель языка. Гестаповец из кармана кителя достал небольшой пакет, протянул Игорю.
— Надеюсь, вы знаете, как с ним обращаться?
— Да, объяснили.
— Тогда всего хорошего.
Игорь пакет в брючный карман сунул. Если гестаповец настоящий, то кто-то из наших нелегалов здорово поработал. Склонить на свою сторону контрразведчика — высший пилотаж. Можно заиграться и самому кончить жизнь в застенках. Немец завёл машину и уехал. Вся встреча от силы заняла пару минут. Игорь стоял на тротуаре. Зевак не было, никто не поехал вслед за машиной гестаповца. Стало быть — хвоста нет. Надо выбираться из города. Бесцельно болтаться по небольшому городку, значит привлекать внимание. Игорь направился к заставе.
Двое полицейских досматривали крестьянские подводы, документы. Ещё двое немцев стояли у шлагбаума. Игоря никто не остановил.
Отойдя немного, свернул с дороги. По ней шли грузовики, мотоциклы, поднимали пыль, аж чихать хотелось. А в роще воздух чистый, птички поют. Выбрал место укромное, в ложбинке, прилёг. Со стороны не видно, что в роще кто-то есть. Так и пролежал до сумерек. Как стемнело, направился к полю. Теперь остаётся только ждать.
Время тянулось медленно. Из-за туч вышла луна, подул ветерок. Как бы дождя не было.
Самолёт вынырнул из темноты неожиданно, почти беззвучно, мотор на холостых оборотах постукивал. Пролетев немного, остановился. Далековато получилось, метров триста. Кричать бесполезно, да и лётчик за рокотом мотора не услышит. Игорь помчался бегом. Самолёт могли приметить немцы, лётчица долго ждать не будет. Поле длинное, но за всю войну его никто не пахал, не сеял. Земля бурьяном поросла, бежать несподручно. Но домчался по крылу ладонью шлёпнул, к кабине подбежал.
— Голодная?
Женский голос в ответ.
— Я то сытая. Быстрее садись!
Игорь забрался в кабину, сел на сидение, начал нащупывать привязные ремни. Кабина открытая, Игорь побаивался, что на крутом вираже без привязных ремней вывалится из кабины. А самолётик уже на взлёт пошёл. Ох и рисковая лётчица, не видно ничего впереди. И фару посадочную включить нельзя. Самолёт уже в воздухе разворот делать начал. Игорь замок на ремнях застегнуть успел, руками за борта кабины схватился. Самолёт высоту набрал. Стало сильно болтать. То вниз, как на американских горках, то вверх, то с крыла на крыло. Игорь на часы посмотрел.
Сюда, к Лоеву около часа летели, сейчас ветер встречный, путь больше времени займёт. Но уже чувство опасности, напряжения отпустило. Ещё немного и он на своей земле. За борт поглядывал, только не видно ничего, темно. Даже Сож не отблёскивает, луна за тучами скрылась.
Самолёт ниже опустился, сверху дождевые облака нависают. Лётчица в переговорную трубу что-то крикнула, Игорь не расслышал.
И вдруг мимо самолёта, но в опасной близости пронеслась очередь трассирующих снарядов, а потом ещё и ещё. Лётчица стала самолёт змейкой вести. Недалеко, прямо по курсу, разорвался зенитный снаряд. Запахло взрывчаткой. Мотор чихнул и стих.
У Игоря в душе паника. Если в разведке у него опыт был, то сейчас спасение его в умелых действиях лётчицы. Сможет ли она найти и посадить в темноте самолёт с неработающим мотором? Неизвестно, что под самолётом — поле, лес, овраг?
Свистел ветер в расчалках, неподвижно впереди, за капотом, торчал воздушный винт. Парашюта у него нет, шансов на спасение немного. Неприятно, когда твоя жизнь целиком в руках другого человека, да ещё женщины. Поговорка про женщин на корабле стала сбываться трагическим образом. Уже начал подумывать — не вскрыть ли пакет? Если самолёт разобьётся, он не должен попасть в руки врага, иначе немцы по снимкам поймут, откуда утечка информации, вычислят агента. О себе даже мыслей не было, все разведчики в какой-то мере фаталисты. Когда ежедневно сталкиваешься с опасностью, к риску, возможности погибнуть привыкаешь.
